КРАСНОЕ И КОРИЧНЕВОЕ. Книга о советском нацизме

Однако, когда один из защитников задал Пранайтису вопрос, как он, будучи католическим священником, может поддерживать кровавый навет вопреки обязательным для католиков решениям папского престола, Пранайтис, не моргнув глазом, заявил, что никаких булл никогда не было, это-де все еврейские фальсификации. Защита обратилась к суду с ходатайством: немедленно запросить ватиканский архив о снятии заверенных копий с "несуществующих" булл и пересылке их в Киев. Суд вынужден был удовлетворить ходатайство. Однако одновременно русскому посланнику при папском дворе было направлено секретное предписание министра иностранных дел: сделать всё возможное, чтобы задержать отправку копий в Киев. Посланник сделал всё возможное: буллы прибыли уже после окончания процесса.24

Защитники и эксперты защиты

Таковы были условия, в которых пять защитников Бейлиса вели борьбу за спасение невинного человека, а вместе с ним — евреев России.

Как уже упоминалось, группу защитников возглавлял член Государственной Думы Василий Маклаков. Его товарищами по защите были присяжные поверенные Н. П. Карабчевский, О. О. Грузенберг, А. С. Зарудный, Д. Н. Григорович-Барский.

Наиболее опытным из них был Николай Карабчевский, выдающийся адвокат, пользовав-шийся заслуженной славой ещё в 80-е и 90-е годы прошлого века. Это он, вместе с Короленко, защищал в 1895 году вотяков-удмурдов, которых обвиняли в аналогичном преступлении.

Не менее известен был и Оскар Грузенберг — единственный еврей среди защитников. Хотя он был намного моложе своего прославленного коллеги, но уже в течение многих лет его имя блистало в созвездии лучших имён русской адвокатуры. Чело-

37

века предельной честности и принципиальности, Грузенберга никакими гонорарами нельзя было склонить к тому, чтобы сказать на суде неправду. Это знали не только его подзащитные, но знали об этом и в Сенате.

Зарудный в прошлом был прокурором. Однако положение дел российской Фемиды застави-ло его уйти с государственной службы и стать защитником. Одно из первых дел, в которых Зарудный участвовал как адвокат, было дело о Кишиневском погроме. Оно слушалось в Кишиневе в 1903 году. Тогда Зарудный был гражданским истцом и защищал интересы пострадавших евреев. Его товарищами по гражданскому иску были те же, кто теперь сидел рядом с ним на скамье защиты: Карабчевский и Грузенберг. А защиту погромщиков возглавлял Алексей Шмаков. Через десять лет они снова сошлись лицом к лицу, только на сей раз Шмаков был гражданским истцом, а Карабчевский, Грузенберг и Зарудный — защитниками.

Роль Григоровича-Барского рядом с этими светилами была сравнительно скромной. Во время заседаний он редко задавал вопросы свидетелям или делал заявления. Однако его функции были очень важными: коренной киевлянин, он знал все местные особенности, которые могли ускользнуть от внимания столичных адвокатов. Кроме того, он был официальным адвокатом Бейлиса во время следствия (сменил Марголина) и потому лучше всех знал материалы дела.

В качестве экспертов защита привлекла к участию в процессе крупнейшие научные автори-теты. В свете лжеэкспертизы Косоротова особенно важно было установить характер убийства Андрюши Ющинского с точки зрения анатомии и физиологии. Это и сделали профессора Павлов и Кадьян. Тщательно проанализировав данные медицинского вскрытия, они доказали, что нет никаких научных оснований, которые бы подтвердили или хотя бы позволили подозревать, будто убийство Ющинского совершено с целью получить кровь. Это же мнение, с точки зрения психиатрии, поддержал и академик Бехтерев, который, между прочим, опроверг один из главных аргументов обвинения.

Дело в том, что в антисемитских книгах, на которые опирались обвинители, утверждалось, что "ритуал" убийства требует,

38

чтобы жертве было нанесено 13 колотых ран. На теле Ющинского было 47 ран, так что согласо-вать этот случай с ритуальным было очень трудно. Однако оказалось, что в височной части головы имеется как раз тринадцать ранок. Это и использовали обвинители, перетолковав свои источники таким образом, будто тринадцать ран должно быть не всего, а только в височной части головы.

Тщательно просмотрев все имевшиеся снимки и препараты, Бехтерев установил, что одна из ранок является двойной: когда тыкали шилом, то два раза случайно попали в одно и то же место, чем несколько расширили и изменили форму ранки. Таким образом, ударов в висок было сделано не тринадцать, а четырнадцать, так что и этот "аргумент" обвинителей рассыпался в прах.

Однако наиболее важной была религиозная экспертиза.