Другой гражданский истец, Алексей Шмаков, был не менее известен. Старый юрист, он начал свои поход против евреев еще в 80-е годы прошлого века. Шмаков переводил и комменти-ровал труды немецких антисемитов и сам писал огромные трактаты о вредоносности евреев, об аморальности иудейской религии, о тайном заговоре евреев и масонов против всего человечества. Среди антисемитов он слыл самым крупным знатоком еврейской религиозной литературы, хотя читать на иврите не умел. На самом деле, он был знатоком антисемитской лите-
34
ратуры. Черпая из нее различные мифы о еврейских "злодействах и зверствах", он умел придавать им видимость научной достоверности.
Эти два гражданских истца и обвиняли не только Бейлиса, но и вообще евреев во всех мыслимых и немыслимых злодействах. И, главное — в "употреблении христианской крови".
Не менее важную роль играли в процессе и эксперты, согласившиеся поддерживать обвинение. Один из них, профессор Косоротов, продал свою совесть ученого за четыре тысячи рублей, которые ему были выданы лично начальником Департамента полиции Белецким из особого секретного фонда — две тысячи до и две тысячи после процесса.22 Однако об этом стало известно только после февраля 1917 года, когда были открыты секретные архивы и сам Белецкий дал откровенные показания Следственной комиссии Временного правительства. А на суде профессор Косоротов авторитетом ученого-медика подтверждал, что убийство Ющинского могло иметь ритуальный характер.
Другой эксперт обвинения, профессор Сикорский, психиатр, вообще не касался научных проблем, связанных с его специальностью. Выступление на суде он использовал для произнесения зажигательной антисемитской речи.23 Защитники пытались протестовать, но Сикорский, поощря-емый председателем суда Ф. Болдыревым, договорил до конца и произвел вполне определенное впечатление на присяжных.
Однако наиболее важной была религиозная экспертиза, ибо именно специалисты по еврейской религии должны были дать ответ на центральный вопрос: предписывает ли иудаизм употребление христианской крови или нет.
Среди православных богословов не нашлось ни одного авторитетного человека, который согласился бы поддержать кровавый навет. Пришлось прибегнуть к услугам католика, ксендза Пранайтиса, да и того удалось отыскать только в Ташкенте, куда он был сослан за какие-то темные махинации.
Ксендз Пранайтис и оказался тем человеком, который осмелился под присягой, на глазах всего мира, пристально следившего за процессом, возводить кровавый навет на целый народ.
35
Пранайтис приводил такие цитаты из Талмуда, из
Защитники попросили Пранайтиса указать, в каких именно трактатах Талмуда имеются приводимые им цитаты. На это эксперт ответил, что не взял с собой своих записей, а по памяти ссылки делать не может. Тогда защитники предоставили ему Талмуд, с тем, чтобы он отыскал и перевел цитаты. Пранайтис ответил новой уловкой: приведённые им места имеются-де не во всех изданиях Талмуда, а только в некоторых, очень редких, достать их невозможно (он назвал издания 300-летней давности). Однако защита, под смех зала, ответила, что у неё есть и эти издания, и Пранайтис оказался припертым к стене. Лицемером, клеветником и клятвопреступником предстал перед присяжными (и перед всем миром) он сам.
Обвинители пытались протестовать против того, что защита "устраивает экзамен" эксперту. Но эти протесты вряд ли могли изменить сложившееся впечатление. Понимая это, Шмаков сам устроил экзамен Пранайтису. Мобилизовав все свои, надо признать, обширные знания в области антисемитизма, он стал задавать Пранайтису бесчисленные вопросы, построенные по одному типу:
"Известно ли вам, что... " — и дальше следовала очередная клевета на евреев.
Пранайтису надо было только отвечать: "Да, известно". Но ксендз так растерялся, что в большинстве случаев либо молчал, либо отвечал: "Не знаю".
Окончательным посрамлением эксперта Пранайтиса должны были стать буллы римских пап, в которых католикам запрещалось обвинять евреев в ритуальных убийствах. В буллах говорилось, что подобные обвинения ни на чём не основаны и
36
являются лишь темным предрассудком. Эти буллы неоднократно публиковались в печати, в том числе и в русской печати во время жарких дебатов, предшествовавших процессу.