Красное на голубом

– Они что, законченные дуры и не осознают простой вещи: убьют этих – появятся другие? Молоденьких шлюх у нас в городе – миллион.

– Как вы, однако… Лариса, как вы думаете, кому понадобилось их убивать? Да еще таким варварским способом?

– Кажется, их задушили? Ужасная смерть, – она помахала кистями рук, как крылышками.

– Вам муж об этом рассказал?

– Нет. Мир не без добрых людей.

– И все-таки. Кому понадобилось их убивать? Кому они помешали?

– Да кто ж его знает, этого маньяка?

– Но, согласитесь, в его действиях есть определенная система. Все женщины – любовницы мужей ваших подруг. Может быть, это их и связывало?

– Все женщины – любовницы чьих-нибудь мужей, так уж устроен мир. Но я действительно не понимаю, зачем их понадобилось убивать? Вот, к примеру, я – убийца. Я бы убила только непосредственно свою соперницу, вам ясно? Но об остальных даже и не подумала бы. Мы – не убийцы, мы – одинокие и брошенные жены. И пытаемся найти в этом холодном бездушном мире свою отдушину. Кто как устраивается в таком своем унизительном положении.

– Вы видели Марину в новогодний вечер, который устраивали в театре?

– В театре? – Глаза ее забегали, словно пытаясь найти точку, на которой можно было бы остановить взгляд. – Нет, не видела. А разве она там была?

– Наталья и Катя тоже не видели своих соперниц? – Рита почему-то была уверена, что все всё знали, но почему-то стыдились в этом признаться. В сущности, будь эти жены посмелее, каждая вывела бы свою соперницу за шиворот из театра. Рита судила по себе. Как бы она поступила, точно зная, что Марк привел на новогодний праздник свою любовницу? Ни за что не стала бы терпеть. Ни за что! А вот эти три женщины – жены – терпели. Быть может, потому, что не хотели разрушать семью, или же по более простой и банальной причине – они материально зависели от своих мужей.

– Не знаю, мы об этом не говорили.

Рита чувствовала какую-то фальшь, чувствовала, но ничего не могла поделать, чтобы вызвать Ларису на более откровенный разговор. Ведь она пришла сюда вроде бы из прокуратуры, а разве можно откровенничать, тем более, когда речь идет об убийстве, да еще и тройном?!

– Получается, что вы все – три женщины – тоже вели двойную жизнь?

– Как можем, так и живем, – пожала плечами Лариса. – Надеюсь, мой муж об этом не узнает? – В ее голосе прозвучала едва ли не угроза.

– Нет, конечно, нет. Лариса, я вас очень прошу: если вы что-нибудь вспомните или вам в голову придет какая-нибудь интересная мысль, связанная с мотивом убийства этих бедных женщин, – позвоните мне. Вот моя визитка.

Общее впечатление от этих визитов было тягостным: в каждом доме жила беда, постоянная, как тяжелая хроническая болезнь. Предательство мужа, его измена – что может быть хуже и тяжелее? Разве что настоящая болезнь. Но кто знает, насколько здоровы физически эти женщины, если они находятся в постоянном нервном напряжении? Недаром же говорят, что все болезни – от нервов.

Из машины она позвонила Косте:

– Мне надо с тобой поговорить. Срочно.

31

Она сидела в кресле, когда он вошел. Она специально оставила дверь незапертой и даже полуоткрытой, и все правильно рассчитала.

– Лена? Лена… Это я, Сергей. Ты дома?

От звука его голоса ей захотелось заскулить – от бессилия, от жалости к себе, к ним обоим. Как она могла так ошибиться?

Сергей Гурьев вошел в комнату, увидел сидевшую в глубоком кресле Лену, улыбнулся широко и, обрадовавшись, хотел было уже броситься к ней, как вдруг увидел направленный в его голову пистолет.

– Стой спокойно и не шевелись. – Рука предательски дрожала и казалась невероятно слабой. – Гурьев, как ты мог?

– Лена, да что с тобой?! Сначала ты исчезаешь, ничего мне не объясняя, а потом появляешься внезапно и встречаешь меня с пистолетом. У тебя все в порядке? Кто тебя так напугал?

Она почувствовала, как от головы отливает кровь, как шумит в ушах, где-то в затылке. Дурнота накатила и откатила, словно морская волна. А ведь они мечтали с ним отправиться в далекое путешествие к морю, туда, где их никто не достанет!

– И ты еще спрашиваешь? Не шевелись! – закричала она, видя, что он хочет подойти к ней.

– Я не боюсь тебя. Я вообще ничего не боюсь. Я ни в чем перед тобой не виноват. Что случилось, пока мы не виделись? У тебя проблемы?

– Ты зачем убил этих женщин? Что они тебе сделали?

– Каких еще женщин? О чем ты?

– Три молодые женщины были задушены чулками. Один я вытащила у тебя из кармана. На нем следы одной из жертв, Ирины Овсянниковой.

– Какие чулки?! Какая Ирина Овсянникова?! Лена, да приди ты в себя, прошу! О чем вообще идет речь?!

– Марк предупреждал, чтобы я была осторожна с тобой. Когда ты спал, я залезла в карман твоей куртки и достала… это. Чулок, понимаешь? Кусок женских колготок! Я отдала его на экспертизу… им была удушена Овсянникова. Скажи, за что ты их убивал? Ты что – больной?

Она смотрела на него и сама не верила в то, что говорила. Перед ней стоял Гурьев, мужчина, которого она любила, уважала, ценила, а теперь не понимала, почему она должна была нацеливать на него пистолет и говорить ему все эти мерзкие вещи?