Красное небо. Невыдуманные истории о земле, огне и человеке летающем

По крыльям «мига» стучали пули, к звуку двигателя прибавился какой-то странный скрип. Во рту пересохло, лицо пылало. Самолёт Колесникова, выскочивший за облака, терял скорость. Один из американцев, тоже пробившийся к солнцу, проскочил вперёд. Оказавшись позади противника, Колесников моментально дал очередь из пушек и понял, что попал. Но тут по его «мигу» снова забарабанили пули, одна из них порвала шлемофон и оцарапала голову. Откуда-то появилось пламя. Колесников попытался отгородиться от него креном и снова увидел «сейбры» – сколько же их здесь! Из отверстий для обдува остекления нестерпимо тянуло жаром и дымом. «Миг», принимая пули, не слушался рулей и валился вниз, в облака. Стало ясно: нужно прыгать.

Берелидзе, маневрируя на восходящей спирали, не мог видеть ведомого, но запрашивал по радио: «Как дела?» На первый запрос Колесников ответил: «Хорошо, иду в облаках, противник бьёт, сволочь, искры летят по плоскостям». Через несколько секунд на тот же вопрос последовал ответ, говорящий о самообладании Колесникова: «Всё хорошо, временно расстаёмся, связь заканчиваю». Не рискнул прямо сказать, что прыгает: вдруг американцы поймут и расстреляют на парашюте.

Лев дёрнул рычаг аварийного сброса фонаря, но тот не сработал. Значит, придётся катапультироваться прямо через фонарь, его разобьёт бронезаголовник сиденья – такие случаи бывали. Лётчик выдернул ноги из-под ремешков педалей, нажал спусковую скобу катапульты и в эту секунду подумал, что сделал не всё, что положено: не поставил ноги на подножки сиденья, не пристегнул плечевые ремни (они мешали вертеть головой, и Колесников, как многие истребители, ограничивался тем, что притягивал себя к сиденью поясными ремнями). Он напряг мышцы, изо всех сил вдавился в парашютный ранец, чтобы не было зазора между телом и сиденьем – иначе можно повредить спину. Зажмурился, чтобы встречный поток воздуха не ударил в глаза, – помнилась история Лазарева, ослеплённого воздушным ударом на несколько дней. Позади бронезаголовника грохнул взрыв. Вопреки ожиданиям, пороховой заряд вынул лётчика из кабины довольно вежливо. В лицо шибанула тугая, как из брандспойта, струя. По лицу елозила кислородная маска, стегала колодка шлемофонного шнура. Автомат отбросил привязные ремни, сиденье улетело. Раскрылся парашют. «Сапоги не слетели», – отметил про себя Лев. Ребята говорили, что сапоги при раскрытии купола срывает. Некоторые даже доставали где-то китайские солдатские ботинки на шнурках…

Лётчик увидел реку и плотину ГЭС в стороне, уходящий вниз неуправляемый горящий «миг». Надо было думать о приземлении – снизу уже лезла вершина сосны. Колени вместе, как учили, щиколотки – тоже; Колесников закрыл лицо руками в перчатках и почувствовал, что ломает телом сучья. Падение прекратилось, лётчика слегка ударило о ствол. Сверху сыпались сухие иглы. Лев посмотрел наверх и увидел, что парашют очень удачно зацепился за ветку: длины строп как раз хватило, чтобы встать на землю. Заместителю командира полка Новосёлову повезло меньше: при приземлении на парашюте в горах он получил тяжёлые травмы и вскоре был вынужден уволиться в запас.

Лев освободился от подвесной системы, закурил, вынул пистолет. Услышал звук далёких разрывов. Из-за деревьев выбежал кореец в рубахе с советским автоматом в руках. «Сталин! Ким Ир Сен!» – громко крикнул Колесников и вдруг похолодел, увидев невдалеке типичных американцев: лица не корейские, форма не наша. Решив оставить последний патрон себе, он попятился за сосну и передёрнул затвор, но тут «янки» закричали по-русски: «Товарищ, мы – болгарский демократический госпиталь!»

В посёлке корейцы дали Колесникову спирта, чтобы он промыл ссадину на голове. Лётчик залпом выпил. Ему налили ещё. Лев снова выпил, опьянения не почувствовал. Отдал корейским детям коробку с пайком и пошёл искать свой самолёт. «МиГ» Колесников и сопровождавший его кореец обнаружили километрах в 10 – он разбился, врезавшись в сопку. Походив между обломками, Колесников выбрал железку полегче с заводским номером – для отчётности.

Льва повезли к Супхунской ГЭС, где в ущелье с затянутым колючей проволокой входом он увидел настоящих американцев – пленных. Одни играли в баскетбол, другие с лопатами строились на работу. В пепелищах и бомбовых воронках копались кореянки. На круче, к которой примыкала плотина ГЭС, виднелись зенитки. Начался очередной налёт, и Колесников с непривычки чуть не оглох. Молодые корейские зенитчики работали налегке, без гимнастёрок. Когда из-за скал показались две шестёрки «мигов», к зенитчикам подбежал офицер и приказал прекратить стрельбу. Американцы швырнули бомбы куда попало и ушли. Но паром они всё-таки повредили, и Льву пришлось ждать, пока его залатают, чтобы переправиться через Ялу.

Вскоре Колесников был у своих. Оказалось, что лётчика с условным именем «Лео Сян» уже собирались занести в списки безвозвратных потерь части.