Пирогов не знал, как воспринимать ее слова. Выжидательно поглядел на Камышинцева. Тот взял акт, поднялся… Камышинцев был высок ростом, стол рядом с ним казался низеньким, обиженно жалким. Пирогову вспомнилась смешная картина: длинноногий Камышинцев стоит на коленях перед венским стулом и, склонившись к сиденью, изогнувшись дугой, всасывает вытянутыми губами пролитое в углубление стула вино. Было это в Старомежске, в управленческом общежитии. Камышинцев и Зорова пригласили в свою комнату Пироговых отметить какую-то семейную дату. Хозяин неудачно открыл шампанское. На счастье, стул, на который низвергнулась пенная струя, никем не был занят. Ксения сказала: «Ну вот, теперь мы с Олегом и Златой будем пить из бокалов, а ты, лакая из стула». Впрочем, потом все много над этим смеялись, и вечер прошел превосходно.
Камышинцев пересек кабинет и протянул было Пирогову акт, но Ксения сказала:
— Да ладно тебе с делами! Как дома, Олег? Что нового?
— Как там Злата? — добавил Камышинцев. Обернувшись к жене, пояснил: — Она на бюллетене сейчас.
Злата, как и в Старомежске, работала мастером пункта экипировки вагонов-ледников.
— Да?.. — рассеянно переспросила Ксения. — Что с ней?
Пирогову не хотелось рассказывать. Но и промолчать или сказать неправду он тоже не мог. Тем более что Камышинцеву следовало знать все: Злата — его работник.
— Она в больнице.
— Что ж ты мне раньше-то? Что-нибудь серьезное?
…Так и не показав Пирогову акт, Камышинцев вернулся на свое место за столом. Закурили. Все трое.
— Был на днях на твоем РВРЗ, — сказал Пирогов. Два «р» будто крутанулись у него на языке.
— И как?
— Что ж… не зря столько говорят и пишут.
— А ты не верил?
— Нет, почему же.
— Ну, а из-за чего конкретно приходил? Не ради же экскурсии.
— Тебе нетрудно догадаться.
— То есть? — произнесла она настороженно.
— Хотел еще раз убедиться, на верном ли мы пути?
— Значит, опять связано с вагонным депо? — Лицо ее посуровело.
Она чувствовала: сейчас повторится — она будет втолковывать ему свое, а он твердить свое. Этот человек, кажется, утратил способность понимать элементарную логику организации производства: не распылять усилия, браться за главное звено. А главное звено — локомотивное депо. Основа основ. Вагонное депо подождет. Столько вагонники терпели, потерпят еще немножко, что поделаешь. Да, у них в депо грязь, черные ремонтные канавы. Да, прошлый век. Будто она сама не усекла, знакомясь с отделением, что за хозяйство у этого растяпы Пудова. Но мы не сможем разом стать везде сильными. Укоротите эмоции, товарищ Пирогов! Побольше рассудка! Сказала твердо:
— Твой цех будет работать над заказами локомотивного депо. Такова стратегия — сначала выиграть на главном направлении.
— Вагонники больше нуждаются в нашей помощи.
Она вспомнила о Злате. Сделав над собой усилие, произнесла как можно мягче:
— Мне все-таки виднее, Олег.
— Я тоже не слепой. Неужели тебе людей не жалко? Душа ж болит. Видеть невозможно.
— Не будем спорить, кто лучше и дальше видит. Но учти, больше уговаривать не стану. Не оплатим ваши наряды, и все.
Опять она дала себе волю — уж последнюю-то фразу никак не надо было сейчас произносить. Недовольная собой, сказала, сменив тему:
— Ну, а что тебе больше всего понравилось на РВРЗ?
— Разреши иначе: что мне не понравилось.
— Ну, ну, интересно.
— А ведь у тебя там технологический процесс неправильно построен.
Улыбка, не сошедшая с ее лица, сделалась деревянной:
— Интересно!
— Что такое вагон? Это же коробка. Значит, вагон можно как угодно класть. Вращать. Надо что-то в днище сделать — положи вагон набок, чтобы не подлазить под него, чтобы не мучиться под ним в тесноте, согнувшись.
— У меня согнувшись никто не работает. Вагон стоит над ремонтной канавой.
— Верно. Так нужны ли канавы? Несподручно же. Вагон-то над головой. Руки у рабочего все время вверх подняты. Утомительно. Принцип весь порочен. Оборудование, инструментарий и прочее у тебя там — блеск, но все это великолепие к порочной технологии прилеплено. Лакированный лапоть.
— Вон даже как — лапоть!
— Подожди, Ксюша! Я ведь не виню тебя, а просто делюсь мыслями. Вагон должен вращаться. Именно такую вращающую машину мы хотим дать вагонному депо, Пудову.
— Лапоть, значит. Предприятие, которое стало гордостью Ручьева, — лапоть?! — Она поднялась. — Извини, мне пора. Желаю, чтобы у Златы все обошлось. — Возле двери обернулась: — Алексей, не забудь купить что-нибудь на ужин и завтрак. Холодильник опять пустой.
— Слушай, Олег… — Камышинцев энергично потер шею, подбородок. — Слушай, пошли ты все к черту! Возвращайся к нам, на станцию.