Красногрудая птица снегирь

Он открыл ящик стола, взял типографски отпечатанный документ. Увидел письмо дочери и поспешно задвинул ящик, с невольной опаской покосившись на жену.

— Вот послушай: «Начальникам главных управлений…» Ну, тут перечень… Вот: «Приступить к широкой эксплуатационной проверке автоматических башмакоустанавливателей системы Н. И. Чистова». Ясно? Не Пирогова, а Чистова. Широкая эксплуатационная проверка. Погорел наш Олег. Опередил его этот Чистов.

— Та-ак… — протянула пораженная Ксения.

— Нокаут!

— Действительно… Это что за Чистов?

— Я звонил в управление. Сказали, какой-то инженер на Урале. И что обидно: у Олега-то, по сути, получилось уже, но у Чистова этого более эффективная конструкция.

— С ума сойти! Это сколько же он лет? Девять? Нет… одиннадцать! Одиннадцать лет!

— Понимаешь теперь? Башмаконакладыватель этот для него!.. Я же говорю тебе — нокаут.

— Пороха не изобрел, атом не расщепил… А ведь в самом деле, как начинал в управлении! Сейчас был бы начальник службы, а то и заместитель начальника дороги.

— Ну, тут, конечно, Баконин… Он все карты спутал.

— Как же так вышло, что приказ прислали тебе раньше, чем в отделение?

— Министерство предлагает каждой дороге выделить сортировочную станцию, где будет проходить проверку система Чистова. Управление дороги назвало Ручьев-Сортировочный. Вот и поспешили ознакомить меня.

— Ну уж нет. Никаких полумер! Курс на механизированную горку — и ни шагу в сторону. Будут потом кивать: у вас система Чистова! Суют кота в мешке… А ты согласился?

— Да нет, я тоже… Только по другим соображениям: Олега жалко. Представляешь, именно у нас начнут с этим Чистовым… Не подумали они.

— И ты что, — она кивнула на приказ, — хочешь Пирогову сейчас об этом?

— Чего откладывать.

— Он наверняка до сих пор убежден, что тогда, в управлении, я не захотела помогать ему. А меня загрузили сверх меры всякими общественными поручениями… Кто бы не захотел махнуть на все рукой и заняться изобретательством. Этак вскрылить, воспарить. Наверно, и я была бы не прочь. Еще в институте мои разработки отмечали. Кому не всласть. Но есть служба, должностные обязанности. Есть долг перед общим делом. Есть, наконец, семья, обязанности перед семьей. И коли ты не Лев Толстой, коли нет у тебя Ясной Поляны, потрудись реально смотреть на вещи. — Она задумалась, потом сделала короткое решительное движение рукой. — А-а, ладно, хватит! Давай-ка перейдем к более существенным вещам. Засади-ка ты своего главного инженера — и немедленно! — за план реконструкции. Чтобы он меньше в кусты смотрел. Пойдет к тебе Пирогов или нет — на воде вилами. Не откладывайте ни дня. Развернутый план. И не мелочитесь! За руку себя не хватайте. Радикальное переоснащение. Побольше дерзости! Основная сортировочная станция отделения должна иметь все, чем располагает новейшая эксплуатационная техника. Электрическая централизация стрелок, механизированная горка… Механизированная горка непременно. Дайте убедительный анализ. Докажите — без нее узел станет. Серьезный, глубокий документ. Остальное — моя забота, — Ксения умолкла, прислушиваясь к шагам в коридоре. — Пирогов?

— Похоже.

Пирогов шел от двери по большому кабинету, потрагивал рукой наружный карманчик пиджака. Знакомая Ксении привычка. Она знала Пирогова еще в те времена, когда железнодорожники были одеты в кители со стоячими воротничками, и в левом наружном карманчике Пирогов носил мундштук. Когда садился, вынимал его, хотя не обязательно тотчас закуривал. Потом он обзавелся небольшой прямой трубкой, держал ее уже в кармане брюк, но привычка пощупывать все тот же верхний наружный карманчик осталась… Ксения вспомнила, кто перетащил в Ручьев Пирогова. Необычный шаг. Все, что делает Баконин, необычно… Баконин увиделся ей: идет по коридору в горкоме, или в горисполкоме, или еще где-то по какому-то коридору. Коренастый, уверенный, размашистый. Идет и черпает радость из самого процесса ходьбы. Невозможно было не любоваться им.

Она встала и протянула руку:

— Здравствуй, Олег!

— Здравствуй… — он осекся.

— Да мы ж тут все свои.

— Здравствуй, Ксюша!

«Р» он произносил нечетко, получалось оно мягким, округлым, готовым превратиться в «л», и это странным образом шло его сухощавому, продолговатому лицу.

Сели. Камышинцев — на свое место за столом, Пирогов и Ксения — у стены. Стульев в кабинете было много, они вытянулись в один ряд у стен; их матерчатая обивка окантовывала кабинет малиновой полосой.

Пирогов тотчас достал трубку. Не закурил, но засунул в рот. Спросил:

— По какому поводу сюда? Как главный инженер или просто так, к супругу?

— Скорее — последнее. — Она улыбнулась. — В трудную для него минуту оказалась рядом. Как верная подруга, угадала чутким сердцем.