Красные часы

В те времена, когда в Лондоне было холоднее, на Темзе проходили ледяные ярмарки. Прямо на лед вытаскивали жаровни, ширмы для кукольных представлений, клетки со львами, лотки с имбирными пряниками; устраивали гонки на санях, жарили поросят на вертелах, травили быков собаками, предсказывали судьбу по руке. Можно было увидеть прямо у себя под ногами вмерзших в прозрачный лед камбал и морских свиней. Но после 1814 года эти развеселые гуляния прекратились – лед больше не выдерживал. Я приехала в Лондон слишком поздно.

Знахарка

В тюремной прачечной сыплют столько отбеливателя, что одеяло приходится класть в противоположный угол камеры. Знахарка спит на тонком матрасе, не раздеваясь, как будто в лесу под деревом. А когда просыпается, в груди ноет, а в нос бьет химическая вонь. Стены светло-серые.

Она рисует в своей голове то, что снаружи. Небо, полное воды. Облака, полные гор. Акульи заводи, полные костей. Печки, полные дров. Деревья, полные дыма. Дым, полный зимы. Море, полное водорослей. Рыбы, полные других рыб.

А внутри ей приносят наггетсы и колу, никакой рыбы.

Бабешки переполошились. Шлют письма. Хотят, чтобы она их проконсультировала по почте. Требуют рецепты. А как же мазь для передка? А как же вонючий чай для кровообращения? Ох уж эти бабешки. Пожалуйста, пускай знахарка напишет, в какой аптеке можно купить ингредиенты. Нет, не напишет, потому что та аптека – в лесном краю. Царство зверье, царство грибье, царство травье. Перетертые волосы мертвой Темпл.

Мэтти-Матильда не писала. Во время аборта что-то пошло не так. Неумелые коновалы. Грязные инструменты. Если у девочки началось кровотечение, они наверняка испугались и в больницу ее не повезли.

– Завтрак, – выкрикивает дневная дежурная.

– Не хочу, – знахарка и сама не знает, вслух она это сказала или просто подумала.

Дежурная отперла дверь и стоит на пороге с подносом в руках.

– Хлопья и сосиски.

– Несъедобно.

От хлопьев у нее в середке начинает бродить, а в сосиски эти вообще неизвестно что кладут.

– Каланча, у тебя суд на следующей неделе. Я бы тебе порекомендовала поесть.

Может, дежурная с лишним пальцем на правой руке предвидит, что случится на следующей неделе? И знахарка упадет в голодный обморок прямо в зале суда?

– Ну, я тут оставлю, если вдруг передумаешь.

Звякает об пол поднос, подскакивает стоящий на нем пакетик с молоком.

Выдавить лимон. Перетереть в ступке сухую лаванду и семена греческого клевера. Отвинтить крышку на банке с маслом из цветков бузины.

Лолин муж хватает бутылку. Сыплет туда измельченные таблетки. Заставляет Лолу выпить, или она сама пьет. И запивает скотчем.

Девяносто месяцев – это две тысячи семьсот тридцать девять дней. В такой же точно камере. Нос изнутри побелеет от отбеливателя. Ганс, Пинка и хромая несушка умрут. Душегуб ее позабудет.

Знахарку колотит, и, чтобы взять себя в руки, она напоминает себе: «Ты Персиваль. Ты происходишь от пирата».

* * *

25 января 1875 года

Многоуважаемый капитан Хольм,

позвольте мне предложить Вам свои услуги. Я хочу принять участие в Вашей экспедиции на Северный полюс, которая скоро отправляется из Копенгагена на судне «Орей». Я опытный гидролог, и мне многое известно о паковом льде. Для меня будет большой честью участвовать в экспедиции, главная цель которой – собрать метеорологические и магнитные сведения.

Хоть я и родился в Шотландии, я бегло говорю по-датски и прекрасно пишу на этом языке.

Ваш покорный слуга,

Гарри М. Рэтрей

Жизнеописательница

Нельзя же просто так прийти к человеку и сказать: «Отдай мне, пожалуйста, своего ребеночка».

«Позвольте мне предложить Вам свои услуги».

Айвёр Минервудоттир делала то, что ей делать не полагалось. Решалась и делала.

«Не у всех получается, – сказал доктор Кальбфляйш еще на первом приеме. – А вам уже сильно за сорок».

Худая уродливая женщина. Злобная уродливая старуха. Ведьма. Айвёр Минервудоттир погибла в сорок три года, жизнеописательнице сорок три исполнится в апреле. Две старые карги.