Красные часы

«Нужно учиться принимать вещи такими, какие они есть, – говорила преподавательница по медитации. – Может, материнство тебе не суждено».

Жизнеописательница думает, что принимать вещи такими, какие они есть, – это значит уметь видеть реальность. Но надо еще уметь видеть возможности.

Она надевает беговые кроссовки. Перчатки. На улице темно, но она будет держаться освещенных улиц. Взбегая на холм, жизнеописательница, как и учил тренер, думает только о своих пятках и ступнях, о том, как они отталкиваются от асфальта, раз и два, раз и два. Дышит она с трудом. Подмышки и копчик взмокли. Она не в форме, поэтому бежать тяжело, но в беге есть что-то правильное – можно все поправить: разогнать кровь по венам, сбросить осадок, прочистить каналы, нагрузить сердце.

На Лупатии жизнеописательница поворачивает обратно к океану. Мимо «Прекрасного корабля» и церкви. Если свернуть налево, то после пары зигзагов она окажется возле дома Мэтти. Жизнеописательница останавливается. Пыхтит, оперевшись о земляничное дерево. Когда они всей семьей ездили в Вашингтон, она обогнала брата на Лестнице экзорциста. Арчи тогда сказал: «Это только потому, что ты старше». А папа закричал: «А ну, спускайтесь оттуда».

«Мэтти, можно тебя кое о чем попросить?»

Черт его знает, когда люди обычно заканчивают ужинать, но, наверное, после восьми в Ньювилле уже все выходят из-за стола.

Когда мама жарила курицу, то брала себе ножку, вторую делили папа с Арчи, а жизнеописательница была хорошим ребенком и соглашалась на грудку.

«Мэтти, если бы я заплатила за все твои осмотры и витамины, ты бы…»

Ноги сами поворачивают налево.

«Если бы я возила тебя к врачу, ты бы…»

Не может быть, что она это делает.

Но ведь ничего плохого не случится, если просто спросить?

Но как такое вообще выговорить?

Ребеночек жизнеописательницы всегда будет хорошим, даже если разрисует маркером стены. Даже если выкинет куриную ножку в окно на соседний двор.

На шее у нее болтается ключ от велосипедного замка, руки в перчатках сжимаются в кулаки. Пальцы ноют от холода, но у Айвёр Минервудоттир пальцы болели намного сильнее. Эта женщина решалась и делала – еще как делала, значит, и жизнеописательница сможет.

Она бежит быстрее.

Дорогой ребеночек,

у тебя только один дедушка. Он переехал в Орландо, когда умерла твоя бабушка. Твой дядя умер, так что двоюродными братьями и сестрами ты обделен. Но вместо них у тебя будут Бекс и Плиний Младший.

Дорогой ребеночек,

я тебя уже очень люблю. Жду не дождусь, когда ты появишься. Наш город – одно из самых красивых мест, какие я только знаю. Тут есть океан, скалы, горы и самые красивые деревья во всей Америке. Ты сам все скоро увидишь, если только не родишься слепым, но тогда я буду любить тебя еще больше.

На крыше дома Куорлсов серая дранка, рядом растут скрученные широкохвойные сосны. Окна задернуты занавесками и освещены. Не может быть, что она это делает. Но делает ведь. Поднимается по деревянным ступеням, останавливается на крыльце среди керамических горшков с мерзлой землей. Делает. Надо убедить Мэтти. Делает. Шепчет себе под нос отрывки из заготовленной речи. Подносит палец к звонку и понимает, что, скорее всего, ее в итоге уволят из школы.

«Мэтти, я отвезу ребеночка на поезде на Аляску».

«Мы с ним скатаемся на лодке к Гунакадейтскому маяку».

Палец застывает над белой пластиковой кнопкой, стук сердца бешено отдается в ушах, дождь заливает глаза.

«Не падать, Стивенс, не падать!»

Она решается.

* * *

Только когда пароход «Орей» обогнул Ютландию и вышел в Северное море, капитан обнаружил, что у него на борту женщина.

– Выбора у нас нет, придется вас терпеть, – сказал он полярной исследовательнице.

Жизнеописательница

Через восемь секунд после того, как жизнеописательница нажимает на звонок, дверь открывает мама Мэтти.

– Мисс Стивенс? – говорит она с улыбкой.

– Извините, пожалуйста, что я без предупреждения.

– Ничего страшного, проходите.

Вся гостиная увешана и уставлена фотографиями девочки: на стенах, на столах, на полках; запечатлен, наверное, каждый миг.

– Мы тут немножко переусердствовали с фотографиями, – говорит миссис Куорлс, проследив за взглядом жизнеописательницы.

– У вас замечательная дочка, почему бы и нет?