Красные часы

– Познакомьтесь, это Эдвард Тилман, – представляет его присутствующим Сьюзен. – Мы вместе учились на юридическом. Кстати говоря, можно было и не наряжаться.

– А я и не наряжался, – Эдвард смахивает с пиджака капли дождя. – Это мой рабочий костюм.

– У Эдварда клиент в наших местах, – объясняет Сьюзен.

Гость усаживается между Пенни и жизнеописательницей, отпивает воды, расправляет салфетку.

В левую щеку жизнеописательницы ударяется что-то теплое и влажное, шмякается ей на колени – это кусочек мяса.

Еще один попадает в Бекс.

– Вот манда! – вопит девочка.

– Джон, черт тебя подери, если ты за столом кидаешься едой, то ты из-за стола сейчас выйдешь, – ругается Дидье.

– Откуда она знает это слово? – спрашивает Сьюзен, вытаращившись на мужа.

– А мне откуда знать?

– Маленькая миленькая манда, маленькая миленькая манда, – поет во весь голос Бекс.

– Господи боже, – говорит Эдвард.

– Бекси, это не очень хорошее слово… – отчитывает ее Дидье, но сам не может сдержать смех.

– Его надо положить в специальную коробочку?

– Какая еще специальная коробочка?

– Да нет, мамусик, нет никакой коробочки.

– Мамочка, мальчик с рыбкой задружился, – кричит Джон.

– Эдвард, а кого вы защищаете? – спрашивает Пенни.

– Он не может это разглашать, – замечает Сьюзен.

– Ну, имена – это не конфиденциальная информация, – говорит адвокат. – У нас же не общество анонимных алкоголиков.

Сьюзен обалдела – ее только что ткнули лицом в собственную ошибку.

– Но ты же представляешь клиента, в некоторых штатах это считается адвокатской тайной…

– Я защищаю женщину по имени Джин Персиваль, – Эдвард накладывает себе пастернака.

– Ведьму! – радуется Дидье. – Она, кажется, превратно истолковала термин «планирование семьи».

– Ш-ш-ш, заткнись! – огрызается Сьюзен.

– Мамусик, ты нагрубила – извиняйся.

– Я думаю, это папа должен извиниться. За то, что ведет себя как идиот.

Дидье смотрит на Сьюзен с таким выражением, какого жизнеописательница никогда у него раньше не видела.

Пенни встает и хлопает в ладоши:

– Итак, все дети, которые проживают в этом доме, должны написать приветственное письмо Санта-Клаусу! Уважаемые дети, которые проживают в этом доме, пойдемте вместе со мной писать письмо.

– Сначала нас должны выпустить из-за стола, – говорит Бекс.

– Да идите уже на хрен, – разрешает Сьюзен.

Бекс и Джон следом за Пенни трусят в гостиную, Сьюзен уносит грязные тарелки в кухню. Дидье молча выходит покурить.

Жизнеописательнице жалко Джин Персиваль, которая угодила в тюрьму, но не так жалко, как следовало бы. Джин не может ей помочь, а прямо сейчас жизнеописательница не может никому сочувствовать.

Если только какая-нибудь беременная женщина или девушка в следующие три недели не решит вдруг, что с радостью готова отдать ребеночка матери-одиночке, живущей на учительскую зарплату, жизнеописательницу вычеркнут из списка ожидания. «Мы вернем в американские семьи достоинство, мощь и процветание».

Можно остаться в списке на временную опеку, но, согласно положениям закона «Каждому ребенку – два родителя», матери-одиночки не могут усыновить взятого под опеку ребенка.

Жизнеописательница чихает и вытирает нос розовой салфеткой.

– Вы, пожалуйста, рот прикрывайте, – отшатывается от нее Эдвард.

– Я прикрывала.

Он отсаживается в дальний конец стола.

– Даже так?

– Вы уж извините, но у меня слабая иммунная система, а прямо сейчас я не могу себе позволить разболеться.

Жизнеописательница засовывает кончик салфетки себе в ноздрю.

Вдох.

Так хочется домой, скрыться с глаз долой.

Выдох.

Надо сбежать отсюда, не попрощавшись.

Вдох.

Сьюзен обидится на такую грубость.

Выдох.

Но если…

Но что, если…

Мэтти отдала бы ей своего ребеночка?

Взяла и отдала бы?

Это безумие какое-то.

Шизофреническая шизофрения.

Что, если бы Мэтти сказала: «Да ладно, держите. Позаботьтесь о нем. Хорошенько позаботьтесь. До свидания, мисс. У меня целая жизнь впереди. Когда-нибудь вы ему про меня расскажете».

Что, если б она попросила, а Мэтти согласилась?

Конечно, она никогда не попросит.

Это неэтично. Преступно. Жалко.

Но что, если?

* * *

ледяная корка = склянка

рыхлый плавучий лед = шуга

ледяные перья = изморозь

Жена

Радость-то какая: выходишь голая из душа, а у тебя отвисшие половые губы шлепают. И когда с унитаза встаешь – тоже.

Какие бы чудеса ни творили упражнения Кегеля, половым губам они никак не помогут, половые губы растягиваются окончательно и бесповоротно. Соседка по комнате из общежития колледжа после третьего ребенка сделала себе операцию. И написала всем в групповой рассылке: «Больше не отвисают!» Жена тогда удивилась: как это – официально известить о своей лабиопластике семьдесят девять получателей рассылки (все адреса были видны)? Но еще больше удивилась ответам: «Мои поздравления твоему цветочку!», «А твой-то, наверно, в восторге!»

Жена застегивает джинсы, смывает, возвращается в гостиную, где валяются на диване дети. Дидье прячется на втором этаже, якобы пишет планы уроков.

– Мне скучно, – канючит Бекс.

– Поиграй с игрушками, которые тебе подарили на Рождество.

– Я уже с ними играла.