Красные камзолы (СИ)

Это, наверное, какая-то ошибка. Почему-то взяли не валяющегося в пыли шпиона, а меня. Ага, Ефим лично и взял. Технично так заломал руки за спину… И Ерема ему с другого бока помогал. Хоп — и я даже дернуться никуда не могу. А они, с кем я из одного котла ел — тащат меня к бревну на краю нашей учебной полянки.

Плетью бил тоже Ефим. Добровольцем, небось, вызвался. Крестный, м-мать его…

Глава 10

Скрипнула дверь, неловко шаркая ногами прошел старый батальонный лекарь. Я его помню по тому медосмотру, что нам весной устраивали. Подошел, наклонился, посмотрел мне в глаза. Кивнул каким-то своим мыслям. Откинул простыню, которой я был накрыт, ощупал своей холодной рукой от шеи до копчика. Спина отозвалась на прикосновения ноющей болью и острыми прострелами, когда он отклеивал повязки, лежащие на ранах.

— Неплохо… хм, даже хорошо — пробубнил себе под нос лекарь. А потом в полный голос: — Семен! Иди, навещай своего парубка. Очнулся солдат. Заодно накормишь, раз пришел.

По полу затопали тяжелыми солдатскими башмаками и раздалось знакомое ворчание Семена Петровича.

— Вот и хорошо. Вот и славно. А мы сейчас бульончика куриного покушаем, да? Давай-ка вот на тюфяк сядем, голову приподнимем аккуратненько, ага?

Я пытался зыркать на него с ненавистью и изображать своим видом разъяренного Стивена Сигала, но получалось лишь нечто вроде писка мокрой мыши. Да и запах бульона отвлекал от мыслей по уничтожению мира.

— Кипятишься, да? — спросил меня старый солдат через четверть часа.

Бульон был доеден, я расслаблено привалился грудью на большой скомканный тюфяк, а "дядька" нашего капральства степенно раскуривал только что набитую махоркой трубку.

— Ну кипятись, кипятись. Ненавидишь всех, небось. Как же так, ты ж герой, а тебя вот так, да? — глянул из под седых бровей Семен Петрович, кивнул своим мыслям и продолжил — А оно вот так вот, Жора. Ты вот скажи, зачем тебе вообще энтот шпиен дался? Это твоя печаль? Ты что, самый умный, тебе больше всех надо? Пусть бы им занимались те, кто следует. А твое дело маленькое — подальше от начальства, поближе к обозу. Ась?

Я помолчал немного. После еды, казалось, располосованная спина уже не так чешется. Наступило некоторое умиротворение. На какой-то момент закралась мысль — и правда, зачем оно мне все надо? Кормят, поят, жить есть где… пока не закопают. Вспомнил лицо этого дворянчика и ненависть нахлынула снова. Какого черта?

Я выпрямился насколько позволяла поза, глянул в глаза старому солдату и как мог уверенно ответил:

— Да, Семен Петрович. Я самый умный и мне больше всех надо.

— Хех! Горячий какой, норовистый! Думаешь, далеко пойдешь? Не думаешь, что обломают тебя, а? И не таких обламывали, знаешь ли. А коли не обломают — запорют до смерти и вся недолга. Не думал об этом?

— А пусть и запорют! — снова начал закипать я.

— А ты хитрей будь, вот что! — голос Семена вдруг стал строгим — Это ты просто байстрюк молодой, ни кола ни двора, вот и не боишься ничего. Потому что за тобой ничего и нету. А вот если бы у тебя братьев да сестер семеро по лавкам, да хозяйство, да за хатой следить, да жрать каждую весну нечего — тогда бы и гонор свой ненужный бы прятал! Когда надо — шапку ломал бы, когда надо — спину гнул бы, да не по чину себе бы проблем не брал! Потому как иначе — убьют тебя и как звать не спросят. Те же и убьют, кто себя защитниками нашими да покровителями величают. Хитрей будь, говорю. Кукиш в кармане спрячь да камень за пазухой, а сам придурковато улыбайся да делай ровно то, что тебе по чину положено. И не сверх того. Тогда жить будешь. А жить будешь — ума-разума наберешься, да вес в обществе приобретешь. А там глядишь, с весом да помощью общества и правда на кривду управу найдет. Смекаешь? Не нужен тут твой гонор никому. Совсем не нужен, понимаешь?

Где-то я уже это слышал… Ох, тоска зеленая!

— Нет, Семен. Не понимаю. Вот ты бы как сделал бы, а?

Семен Петрович довольно крякнул.

— Молодец! Только что гордый был, а уже подлизываешься. Так и надо! — похоже, старый солдат и правда был доволен — А как бы я сделал, коли уж выпало несчастье шпиена поймать да на глаза большому начальству попасться? А все просто бы сделал. Оне такие спрашивають — кто, мол, измордовал? А я в ответ лицо дурацкое делаю и говорю. Так мол и так, не могу знать, ваше высокоблародие, оно само как-то получилось, уж больно оне резво побежали, а потом брыкаться изволили. А ты чего удумал? А?

— И чего я удумал? Шпион же вражеский. Ты пойми, Семен Петрович! Я ж не со зла. Оно же так надо, чтобы шпион себя униженным чувствовал, чтобы растерялся и понял, что пропал, что жизни его конец пришел! Оно так надо — унижать. Да, понимаю, что это подло и низко, но пока он не в себе — с него можно много чего вытащить! Потом он в себя придет, придумает как вывернуться, где соврать, как притвориться. В шпионы же абы кого не берут!

— А ну цыц! Нашелся тут умник! Тоже мне, дознаватель Тайной Канцелярии нашелся!

Старый солдат аж привстал в порыве гнева.