Красные курганы

— Русских воевод, — буркнул раздраженно рыцарь. — А еще лучше — самого князя Константина.

А через пару дней произошло еще одно загадочное событие, окончательно поставившее в тупик и Гильдеберта и епископа. Рязанский князь также выехал куда-то из-под стен Риги, причем не один.

С ним отправилась в путь еще тысяча воинов. На этот раз все они были на лошадях.

«Что происходит?!» — вопрошал вечером епископ, стоя на коленях у статуи девы Марии, но богородица молчала, глядя сквозь отца Альберта куда-то далеко вдаль, а уголки ее губ по-прежнему скорбно изгибались вниз, словно она горько раскаивалась в том, что когда-то не пожалела для этого мира самое дорогое существо — своего сына.

* * *

Были и у нас прегрешения перед Господом, иначе Он не наслал бы на нас такое испытание. Король Константин, измыслив коварство, ночью вероломно напал на мирных орденских рыцарей и на людей епископа Альберта, беспощадно разя их и убивая. Но если бы его людей не было в двадцать раз больше, чем наших, то он никогда бы не победил.

Генрих Латыш. «Ливонские хроники». Перевод Российской академии наук, СПб., 1725

Глава 13 Шах и мат датскому королю

— Шестьдесят тысяч! — кричал Воробьянинов.

— Вы довольно пошлый человек, — возражал Бендер, — вы любите деньги больше, чем надо.

— А вы не любите денег? — взвыл Ипполит Матвеевич голосом флейты.

— Не люблю.

— Зачем же вам шестьдесят тысяч?

— Из принципа!

И. Ильф, Е. Петров

Гонец епископа все-таки сумел добраться до датских владений в Эстляндии и успел передать отчаянную просьбу Альберта о помощи. К тому же как раз в это время к королю Вальдемару II, который находился в Ревеле, прибыл русский посол, заявивший, что, согласно договору, заключенному между рязанским князем Константином и эстами, последние передают себя и все свои земли под его руку. На этом основании он даже не попросил, а потребовал в недельный срок очистить все замки подобру-поздорову.

Скорее всего, если бы не было этого требования, то Вальдемар II и не стал бы торопиться на выручку рижанам. Но раззадоренный столь вопиющей наглостью, он мигом собрал все, что было под рукой, и выступил навстречу русскому отряду в несколько сотен копий.

Бравые датские рыцари, насмешливо поглядывая на жалкую кучку русичей, ворчали, что давно пора научить невежественных варваров уму-разуму, а не доводить дело до того, что те сами явятся к ним, да еще с такими нелепыми претензиями.

Это ж додуматься надо — подписать договор с туземцами! Да кто такие эти эсты?! Неважно, что они издавна здесь живут! Им, собакам, принесли истинный свет самой чистой и кроткой на свете христианской веры, дабы они, наконец, смогли возлюбить ближнего своего, как себя самого, ну и еще своих новых хозяев, поскольку любая власть от бога, а они принялись подписывать за их спиной какие-то договоры. Ну не наглецы ли?!

Впрочем, разобраться с самими эстами всегда успеется, а вот наглых русичей надлежало вразумить немедленно, ибо такое прощать нельзя — перестанут бояться. А раз не будут бояться, то и уважать тоже. Разве бывает уважение без страха?

К тому же получалось все очень удачно. Король ведь прибыл в Эстляндию не просто так. Он прихватил с собой еще две тысячи воинов. Точнее, они были им взяты для того, чтобы построить на острове Эзель каменный замок, который должен послужить в будущем надежным укрытием от набегов непокорных аборигенов, но это не важно. Главное заключалось в том, что король оказался здесь как нельзя более кстати, равно как и его две тысячи ратников.

Считая тех, кто добавился к ним на побережье, придя по его зову из неприступных каменных замков, получалось и чуть ли не три тысячи человек. Если же приплюсовать к ним и конницу в количестве семисот всадников, то тут и вовсе набиралась огромная силища.

Успокаивали и донесения дозорных, высланных далеко вперед. Из их докладов следовало, что помимо трех-четырех сотен конницы и еще тысячи, от силы полутора, пеших воинов, которые к тому же далеко отстали от своей конницы, у русичей ничего больше нет.

Да и сами русичи, устрашившись могучего воинства датчан, уже на следующий день, после того как войско Вальдемара выступило на них, немедленно выслали еще одно посольство, весьма поумерив свой аппетит. Теперь они предлагали поделить Эстляндию полюбовно, то есть пополам, но с тем условием, что за ними останется Эзель и Ревель.