— Аспирин, был уверен, что полезешь на рожон и обязательно окажешься в опасности, — ответил Брон. — Как только мы узнали, что ты вечером, оказалась в каком левом доме, где тебе совершенно точно нечего делать, мы поехали по адресу. А потом… Ну, твоя подруга выдала всё и очень просила, чтобы мы поспешили.
Я опустила взгляд, и улыбнулась. Лерка…
— А вы поймали Беккендорфа? — спросила я, вновь взглянув на Коршунова.
Меня и правда это очень интересовало, но в данный момент я спросила это, чтобы перестать думать о Брониславе так, как… Как я думаю о нём сейчас!
— Нет, — помрачнев, ответил Бронислав. — Он сумел уйти… Это моя вина. Я серьёзно недооценил его.
Он произнес это с такой болезненной досадой и разочарованием, что я прониклась жалостью к нему. Нужно было сказать что-то утешительное, но как назло в голову не шло ничего путного.
Положение опять спас сам Бронислав.
— Позволь спросить тебя, — вдруг мягко и деликатно проговорил Бронислав.
Я вопросительно взглянула на него, глядя в солнечное золото его глаз.
— Зачем… — начал он и на миг задумался. — Зачем ты всё это делаешь? Зачем помогаешь Корнилову?.. Рискуешь собственной жизнью, проявляешь столько участия и рвения… Зачем тебе это? Ведь не из любопытства же.
Я пару раз растерянно моргнула, тяжело вздохнула и отвела взгляд.
И как ему объяснить? Соврать? А что? А если он не поверит? Не хочется обманывать его, но и правду говорить нельзя.
— Слушай, — нервно сглотнув, ответила я, — я возможно отвечу на этот вопрос… Но не сейчас. Ладно?
Я быстро взглянула на него и снова пугливо отвела взор.
— Я… я не могу сказать тебе правду… А врать… Врать тебе мне не хочется.
— «Да я и не особо умею,» — добавила я мысленно.
Бронислав хмыкнул, вздохнул.
— Ну, ладно, — небрежно ответил он. — Как захочешь, расскажешь.
— Обязательно, — пробормотала я тихо.
Дальше мы разговаривали на всякие отвлеченные темы. Я ожидала, что Бронислав попытается все-таки выведать у меня ответы на интересующие его вопросы. Но мы сперва поговорили про щенков-сеттеров, которых мы с Мироном тогда пристраивали, затем про спорт, Брон поспрашивал меня о фигурном катании, потом рассказал, что сам когда-то играл в хоккей.
— Зачем же ты пошел служить в полицию? — хихикнув, спросила тогда я.
— В какой-то момент я, наконец, осознал, что шансов стать хорошим полицейским у меня больше, чем стать знаменитым хоккеистом.
— А ты ещё тщеславен? — удивилась я, и тут же отругала себя за дурацкое кокетство.
Он вроде со мной нормально общается, как с равной, и не хочется, чтобы он увидел во мне влюблённую малолетку, которой льстит внимание такого взрослого парня. Кстати, а сколько ему, интересно?
— Мне не столько хотелось славы, — задумчиво проговорил Брон, — сколько добиться тех же успехов, что и другие знаменитые хоккеисты, типа Овечкина или Патрика Кейна.
— Значит ты у нас карьерист? — резюмировала я, со смешком.
— Что ты можешь об этом знать? — засмеялся он. — Ты же ещё учишься!
— Вообще-то я занимаюсь профессиональным спортом, — заметила я. — А там все, кто хочет добиться успеха — тщеславные карьеристы.
Бронислав внимательно посмотрел на меня, и ухмыльнулся.
— А мне ты совсем не кажешься тщеславной карьеристкой, — покачал он головой. — Может и ты станешь олимпийской чемпионкой, но у тебя на это другие мотивы.
— Не стану отрицать, — вздохнула я. — Может ты и прав.
Мы просидели за разговорами почти трёх часов ночи. Потом я хотела уйти, но внезапно проснувшаяся Рада, едва не плача, попросила меня остаться «ещё ненадолго». Ну, разве я могла ей отказать?
В итоге Рада снова заснула в больничной кровати, а я уснула в том же кресле, свернувшись калачиком. Брон тоже никуда не ушёл, хотя и собирался отлучится домой.
ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ
Пятница, 22 января.
Утром я вздрогнула от звонка мобильного телефона. Тихо застонав, я села в кресле, спустила ноги на пол и взяла свою рюкзачок.
Достав мобильник, я увидела, что звонит «Зубастик».
Я была не готова сейчас говорить с Мироном. Тем более после того, что произошло тогда, на матче. Но всё-таки приняла вызов и, с трудом подавив зевоту, проговорила в трубку:
— Привет, Зубастик…
И тут же прикусила язык. Кожу на лице припекло от наполняющего меня чувства стыда и идиотской неловкости. Я чуть не застонала в голос. Ну какого же чёрта!.. Взять и назвать парня кличкой, которую ты дала ему в телефоне!
— Зубастик? — засмеялся в телефоне Мирон. — Я у тебя в телефоне так называюсь?
— Нет… ну, то есть да… — виновато залепетала я. — Но я просто… Это ничего такого не значит…
— А мне нравиться, — весело и радостно произнёс в трубке голос Мирона. — У моей девушки должна быть и фантазия, и чувство юмора. Иначе мы не уживёмся, когда ты переедешь ко мне.
У меня в этот миг ошалело забилось сердце, а мозг и вовсе, казалось, чуть не выпрыгнул из черепной коробки, чтобы убежать подальше от услышанного.
— А-а… — только и смогла выдавить из себя я.
— Не переживай, это будет ещё нескоро, у тебя будет время привыкнуть и подготовиться, — продолжал Мирон.