Красные нити

Переливающийся бликами желтый Lexus IS плавно остановился и, с манерной деликатностью, аккуратно припарковался на широкой улице, между большим мебельным магазином и возвышающимся на несколько десятков этажей жилым небоскрёбом.

Сидящая за рулем молодая рыжеволосая девушка в дорогом пальто желтого цейлонского цвета, сжимая руль, закрыла глаза и тяжело вздохнула. Её дыхание было нервным, сбивчивым и глубоким. Она быстро сглотнула, и посмотрела на соседнее сидение.

На обшитом дорогой кожей сидении Лексуса лежало четыре длинных конверта. В них не было ничего примечательного. Они выглядели столь же обыденно, как и миллионы других конвертов.

Хозяйка дорогого премиумного седана смотрела на конверты с опасливой тревогой, и едва не плача от сдерживаемого чувства страха.

Это въедливое, убийственное и пагубное ощущение с жадностью поглощало её, с приходом каждого нового письма. Они приходили по-разному. В разное время, в различные дни. Без четкого графика и интервала. Как всегда, без обратного адреса. И внутри, как обычно лежали распечатанные письма. Они то и были причиной слёзной тревоги, что пожирала рыжеволосую девушку изнутри.

Девушка рывком повернула к себе зеркало заднего вида, придирчиво осмотрела себя. Поправила свои роскошные, слегка завивающиеся волосы. Затем взяла письма, сумочку и вышла из автомобиля.

Она вошла в подъезд высотного здания, поздоровалась с консьержем и охранником, зашла в лифт, нажала на кнопку с цифрой восемнадцать.

Лифт, словно нарочно ехал как будто особенно медленно, не торопливо и даже нехотя. Когда отливающие бронзой двери отворились, рыжеволосая девушка поспешно выскочила на лифтовую площадку, и поспешила к чёрной двери одной из нескольких квартир на этаже. Хозяйка желтого Лексуса нетерпеливо надавила на кнопку звонка, и почти сразу в двери заворочались, защелкали замки. В следующий миг дверь квартиры отворилась, и рыжеволосая с готовностью метнулась в объятия оказавшегося на пороге мужчины.

Она прижалась к нему, задрожала всем телом и всхлипнула. Темной-русый мужчина в чёрной футболке и джинсах, тоже с чувством обнял гостью, вдохнул запах её волос и ласково погладил по голове.

— Он опять написал. — со страхом прошептала девушка в грудь мужчине и, чуть отстранившись, заглянула в его глаза. — Нифонт, он опять прислал своё письмо! Смотри! Я получила целых четыре, только за этот месяц! Такого раньше никогда не было…

Она снова всхлипнула. В её зелено-карих глазах задрожали слёзы. Беспомощные слёзы испуганного смятения и горького отчаяния.

Нифонт молча взял конверты из её руки. Его темные брови чуть сдвинулись на переносице.

Они сели на светлом уютном диване, в гостиной его просторной квартиры.

— Когда пришло последнее послание, Мила? — спросил Нифонт прежде, чем извлечь первое письмо.

— Позавчера. — уронила рыжеволосая.

Мужчина с легким негодованием чуть поджал губы.

— Почему ты сразу мне не позвонила, или не написала?

Людмила отвела взгляд в сторону.

— Сильвестр…

— Что он сделал? — насторожено спросил Нифонт.

— Он… — девушке понадобилось сделать усилие, чтобы объяснить. — Он изменился, Нифонт. Он стал… другим.

— О чем ты? — слегка настороженно спросил Нифонт. — Я ничего не замечал…

Девушка невесело усмехнулась, аккуратно смахнула слезы с лица.

— Конечно! — с негодующей обидой фыркнул она. — Ты то видишь его только на работе, в офисе «МосИнвеста»! А я…

Она покачала головой.

— Я с ним живу!.. Ем за одним столом, хожу в театр, рестораны и на все светские рауты, и…

Тут она запнулась, неуверенно взглянула на Нифонта, но всё-таки с сердитой обидой закончила:

— И сплю в одной постели!

Последние слова таили в себе ядовитое и злое презрение. Лицо Нифонта почти не выдало его чувств, при последних словах девушки. Он почти ничем не показал насколько ему отвратительно думать и помнить о том, что Людмила большую часть своей жизни принадлежит другому. Тому, кто совсем её не достоин.

— И со мной он всегда был другой, Нифонт. — голос Людмилы стих до взволнованного шепота. — Совсем не таким, каким его видят подчиненные на работе, клиенты или партнёры. О, не-ет…

Она снова вздохнула. С трудом сглотнула. Через силу улыбнулась и продолжила.

— Добрый, вежливый и обходительный Сильвестр Гольшанский дома пренебрежительно холоден… до омерзения властен во всём! Он жуткий, жестокий и ревнивый диктатор! И… — она нервно улыбнулась. — И сейчас всё стало хуже. На много хуже…

Нифонт участливо и обеспокоенно взглянул на неё, осторожно взял за руку. Людмила никак не отреагировала.

— Ко всему прочему, — продолжила она упавшим, чуть подрагивающим голосом. — он стал… слишком… придирчивым… раздражительным и… и чересчур внимательным.

Людмила снова протяжно, с дрожью сокрушенно вздохнула.

— Внимательным? — Нифонт чуть склонил голову к плечу, разглядывая рыжеволосую девушку.

Та пару раз быстро кивнула. С задумчивой тревогой закусила губу.