Красные огурцы

Президент вяло крутил педали велотренажера в спортзале своей резиденции, уставленном самым высокотехнологичным инвентарем удивительной и грустной судьбы. Порождениям немецкого инженерного гения, с одной стороны, выпала великая честь поддерживать телесную бодрость великого человека. С другой — за всю свою недолгую жизнь эти тренажеры в лучшем случае послужат своему призванию пару раз. Так и простоят в обширном зале с окнами от пола до потолка, как в музее, да и будут списаны, и им на смену придут новые, еще лучше. В отличие от их бессменного хозяина, который, наоборот, будет крутить и крутить эти чертовы педали… Президент вздохнул и подналег. Почему другие не должны ежеминутно демонстрировать свою удаль на старости лет? Почему Рузвельту можно было президентствовать в инвалидном кресле, а Черчиллю быть толстым курильщиком и выпивохой? И ничего, вошли в историю, рейтинг — будь здоров. «Чья это была идея — сделать из меня спортсмена? — с раздражением подумал президент России, налегая на педали. — Уже и не вспомнишь».

На часах было одиннадцать утра. Срочное совещание по вчерашнему инциденту он назначил на полодиннадцатого. Силовые министры уже полчаса как ждали его в Кремле. «Небось от страха уже наложили полные штаны с лампасами», — подумал президент, но даже этот остроумный образ уже не так радовал. Страсть! Вот что нужно для этих дел. А страсть, как он почувствовал вчера вечером, прошла. Неужели страсть заменилась за созвучную старость? По меркам XXI века он еще очень молод.

Стеклянная дверь отворилась, метнув огромного солнечного зайца по музею тренажеров. В зал вошел и бесшумно пошел по резиновому покрытию пресс‑секретарь. Наступало время традиционной сводки новостей. Президент горько усмехнулся, представив, в каких выражениях дипломатичный пресс‑секретарь будет сейчас описывать попытку государственного переворота.

Не слезая с велосипеда, президент выслушал всю информацию о Телецентре — ничего принципиально нового. Многочисленные камеры «Останкино» зафиксировали только людей в шлемах, лиц было не разглядеть. Единственный опознаваемый захватчик — неизвестный, выступивший в эфире. Из других важных новостей было только освобождение российских врачей в Сомали. Хоть что‑то хорошее.

— Нашли этого? — президент ткнул пальцем в экран планшета, на котором в стоп‑кадре застыла неловкая фигура Антона. — Я просил вчера его привезти.

— Дело в том, Михаил Петрович… — замялся пресс‑секретарь. — Сами посмотрите.

Он включил на планшете другой ролик. Группа молодых людей стояла с плакатами и что‑то выкрикивала. На плакатах президенту удалось прочитать такие воззвания: «Врагов нет! Все это галлюцинации!», «Давайте прекратим бардак!», «Не кипишуйте!», «Попуститесь!». Прислушавшись, президент понял, что и выкрики соответствуют написанному, можно было явственно расслышать «Не кипишуйте! Попуститесь!». Пресс‑секретарь ловко смахнул что‑то на планшете, и взору главы государства предстал сайт, кажется, это называлось сайт. На сайте были изображения футболок. А на футболках были изображения человека в спецназовской форме с поднятым вверх пальцем и надписи «Не кипишуйте!» и «Попуститесь!». Футболки отличались разнообразием цветов, но не содержания. Пресс‑секретарь снова взмахнул пальцем, и по экрану побежали какие‑то картинки в черных рамках, на них в разных видах так или иначе присутствовал все тот же боец с пальцем и текстовые вариации на тему галлюцинаций, бардака и все тех же не до конца понятных глаголов.

Президент многозначительно покивал, по привычке изображая глубокое и даже глубинное понимание происходящего, которого категорически не испытывал. Пресс‑секретарь хорошо изучил повадки своего шефа и привычно подыграл:

— Вы сами все видите, Михаил Петрович. И сами прекрасно понимаете, не мне вам объяснять… Этот вчерашний спецназовец внезапно стал очень популярен. Мы объяснили вчерашний инцидент техническим сбоем… или рекламным трюком нового сериала, сработало хорошо, население спокойно. Но все же… Страна увидела его обращение, и мнэ‑э‑э… эти лозунги неожиданно задели какую‑то болевую точку. Разошлись в Интернете, в соцсетях, на демотиваторах. Люди их повторяют и даже выходят с ними на демонстрации — сугубо мирные.

Президент задумчиво крутил себе кончик носа. Он настолько запутался, что даже забыл изобразить понимание.

— Что это вообще значит? «Не кипишуйте!?» Ну ладно, «не кипишуйте еще понятно». Что такое «попуститесь»?

— Ну это как бы «успокойтесь». Молодежный жаргон, если угодно.

— Допустим. И что дальше?

— Дальше два варианта. Вернее три. Можно его судить за терроризм и экстремизм…

— А это экстремизм?

— Конечно экстремизм! Все что угодно — это экстремизм. Можно спустить все на тормозах, типа президенту не до того. И есть третий вариант. — Пресс‑секретарь снова потыкал в планшет. — Вот тут рейтинг вашей популярности… Я уже сообщал, что в последнее время он падает.

— Ох этот твой рейтинг, — поморщился президент. — То падает, то растет. Кто это меряет?