Красные орлы (Из дневников 1918–1920 г.г.)

Теперь все понятно: полк будет седлать железную дорогу и защищать направление на Вятку. Для нас такое дело не в новинку. Еще со станции Егоршино мы деремся на железной дороге, вдоль которой неприятель больше всего и норовит наступать.

От Перми проделали верст сто. Дороги заметены снегом, стоят холода, идти трудно. Ночевали в избах. Набивалось столько народу, что и не продохнешь. Но все равно старались останавливаться в небольших избах, у бедняков. Те и нас покормят, и лошадям корма дадут.

Богатый мужик косится, глядит волком. Если и даст еду или подводу, то только под нажимом, из страха.

Ясно видно, кому Красная Армия по душе, а кому она, что кость в горле.

Крепких мужиков здесь немало, и мы часто чувствуем на себе косые взгляды. Но и сюда пришла наша народная власть, и здесь устанавливаются новые порядки.

Скитаясь по деревням Нижне-Муллинской и других волостей, я иногда заходил в школы, разговаривал с ребятишками. Однажды познакомился с мальчиком лет десяти, Васей. У него в тетради заметил несколько фамилий, а сверху заголовок — «Шалуны». Полюбопытствовал, что это за список. Вася рассказал: в классе бывают собрания, выбирают председателя и секретаря. Читают фамилии шалунов, тех, кто нарушал порядок или плохо учил уроки. Сами школьники решают, какое наказание применить: то ли не пускать несколько дней на занятия, то ли запретить бегать на переменах.

Мне понравилась такая самостоятельность малышей. Ребятишки с детства привыкают чувствовать себя хозяевами там, где они учатся. Понравилось мне и то, что школьники работают в библиотеке, сами выдают книги, следят за ними, подклеивают, переплетают.

В селе Нижние Муллы я с товарищами попал на ночевку в богатый двухэтажный дом. Хозяин — торговец, был в отъезде. Оставались одни женщины — жена и две дочери. Усталые красноармейцы легли спать, а я задержался в большой комнате, у книжного шкафа. Хозяйская дочка спрашивает:

— Вы читаете книги?

Я рассказал о любимых писателях. Разговорились. Девушка два года назад кончила в Перми гимназию. Она удивилась, когда узнала, что я — бывший гимназист, и позвала свою старшую сестру. Той лет двадцать пять. Носит пенсне, по виду курсистка или учительница.

Сестры принялись меня жалеть, уговаривать уйти от красных. Я вспомнил старика Кирхгофа и Евгению Францевну.

Который уже раз меня жалеют, советуют бросить Красную Армию. Мне даже смешно стало. Никто не уговорит меня свернуть с моего пути.

А сестры не унимались. Они считали, что я еще молод, не понимаю жизни, что интеллигентные люди должны сочувствовать адмиралу Колчаку и желать Учредительного собрания. Если я с ними согласен, они готовы до прихода белых приютить меня в своем доме.

Пробовал им доказать справедливость борьбы Красной Армии против капитала, но они даже слушать не хотели. Едва не поссорились. Потом поняли, что каждый останется при своем мнении и споры тут ничего не дадут.

Мы мирно пили чай. Но я все время чувствовал на себе скорбный взгляд старшей из сестер.

1919-й год

Бои продолжаются

С Новым годом!!! Его мы встречали на станции Шабуничи. И не за праздничными столами, а в трудных боях.

Сегодня 2-е января, и пишу я уже в деревне Ошапы. В районе Чайковской долго задержаться не пришлось. Сразу двинулись обратно в сторону Перми и заняли оборону у деревни Черная. Здесь к нам присоединился наш 1-й батальон.

За минувшую неделю пройдено около 125 верст. Белые же, захватив 24 декабря Пермь, продвинулись по железной дороге всего лишь верст на двадцать с небольшим, хотя наших сил перед ними было совсем мало. Видно, дорогой ценой досталась им Пермь!

Штаб, командир и комиссар полка «Красных орлов» разместились в поселке у самой станции Шабуничи. Я поселился вместе с комиссаром. Вскоре узнали, что неподалеку от нас, за лесом, в селе Конец-Бор находится другой полк 29-й дивизии. Я слышал, как товарищ Ослоповский по телефону говорил о нем с командиром соседней бригады. Из разговора понял, что белые ведут наступление на Конец-Бор.

Против нашего полка они тоже наступают уже третий день. Поначалу полк дрался как-то вяло. Продолжались разговоры об отдыхе, который так и не состоялся. Однако последние двое суток красноармейцы сражаются упорно.

Весь первый день нового года я провел в деле. Наши роты крепко держались до темноты, но потом положение ухудшилось. Белогвардейцы — человек шестьсот — сделали глубокий обход в 12 верст и прервали сообщение между станцией и ротами. Подвоз боеприпасов прекратился, а патроны были израсходованы. Ротам пришлось отойти. Отступали без паники, в строгом порядке. Вел их комбат товарищ Полуяхтов.

Я все видел своими глазами. И, несмотря на отход, пришел к убеждению, что боевой дух «красных орлов» не сломлен. Есть еще порох в пороховницах!

В Шабуничи вернулся голодный. Сижу, обедаю, рассказываю товарищам последние боевые новости. Вдруг у самого дома стрельба из винтовок и пулеметов. Не пришлось мне доесть и договорить. Все кинулись наружу. Пока я одевался, хватал винтовку, никого в горнице уже не стало.