Красные орлы (Из дневников 1918–1920 г.г.)

Я сидел в стороне, прислушивался и никак не мог взять в толк, что же это за люди, которые сразу с товарищами Юдиным и Ослоповским стали на «ты», как давние знакомые. Но потом, особенно когда услышал рассказ приезжих о жизни в Москве и Питере, понял: это же никакие не купцы, а коммунисты. Партия послала их в тыл к белым, к Колчаку, вот они под видом богачей и пробираются в Сибирь.

Во все глаза смотрел я на бесстрашных разведчиков и думал: вот с кого брать пример!

Я представлял себе, как они ходят по городу, захваченному белыми, собирают разные сведения, потом обо всем сообщают в Москву.

Часа в три ночи приезжие товарищи попрощались со всеми за руку. В том числе со мной. И ушли.

Я взял дневник и сразу же принялся писать.

16 января. Станция Менделеево

Перечитал страничку в дневнике за 4 января и стало смешно. Рассуждал о пассивности белых, находил причины… А сами мы с 5 января и по сей день отступаем. За одиннадцать суток я не нашел часа, чтобы сесть за дневник. Все время в боях, переходах. Устаешь настолько, что засыпаешь на ходу.

Но дело не только в усталости. Во время боев у Чайковской у нас в полку было много неприятностей. Люди очень измучились, а отдыхом и сменой словно дразнят. Это плохо действует на красноармейцев. Однажды часть бойцов 1-го батальона даже отказалась воевать.

Вот как это получилось.

Белые наступали на село Покровское, что неподалеку от станции Григорьевской. В селе оборонялся Волынский полк, которому помогал наш 3-й батальон. 3-я рота 1-го батальона охраняла фланг полка. В эту роту и направлялись мы с военкомом. До села оставалось еще с полверсты, и вдруг встречаем в лесу наших красноармейцев. Товарищ Юдин удивился, спрашивает:

Что вы тут делаете?

Бойцы отвечают вразброд. Командиров не видно, не слышно. Тогда комиссар приказывает:

Возвращайтесь в село, на свои позиции. Выполняйте долг перед революцией.

Но красноармейцы и не думают подчиняться приказу Ругаются, шумят. Кто-то — я так и не разглядел кто — как заорет на весь лес:

Там белых тыщи! Не станем больше вшей кормить, кровь свою проливать. Кому надо, тот пусть и наступает…

Забыв все: совесть, революционную честь, забыв, за что гибли товарищи, 3-я рота пошла за крикунами-паникерами, люди потеряли голову.

Как же успокоить бойцов, как победить панику?

Товарищ Юдин привстал в стременах и в голос закричал:

Вы трусы, предатели революции! Не хотите идти в село — один пойду.

Развернулся и на галопе вперед. Я за ним. Вижу за нами бежит командир взвода коммунист товарищ Лескин.

Комиссар не хочет даже оглянуться. Подъехал к околице и, не останавливаясь — через ворота поскотины — прямо к избам. Но только мы выскочили на улицу, как из-за поворота, шагах в ста от нас, показалась колонна пехоты. Впереди на высоком коне офицер в серой папахе. Увидел нас, не растерялся, натянул повод и спрашивает:

Кто такие?

Мы вместо ответа, будто сговорились, сразу ударили из наганов. Конь под офицером взвился. Солдаты от неожиданности бросились врассыпную. Ну а мы, пока суть да дело, на галопе назад тем же путем, что прискакали. Но роту в лесу уже не застали.

Товарищи Юдин и Ослоповский всегда говорят, что командир в ответе за красноармейцев. Но в этом случае командиры были бессильны. Многие бойцы не выдержали напряжения непрерывных боев. Их вера в командиров ослабла.

В штаб полка мы вернулись поздно. В эту ночь мне впервые пришлось быть свидетелем ссоры между командиром и комиссаром. Я лежал на полатях, когда они начали обвинять друг друга в упущениях. Никогда такого еще не слышал. Разругались настолько крепко, что командир плюнул, хлопнул дверью и скрылся в горнице. Комиссар остался на кухне.

Время шло, никто не принимал мер для наведения порядка. Скоро рассвет, а никакие приказы еще не отдавались.

Я подумал, слез с полатей. На табурете сидит товарищ Юдин. Обхватил голову руками, смотрит в пол.

Заглянул в горницу. Там из угла в угол шагает комполка.

Я вернулся на кухню, набрался решимости и говорю комиссару, что сейчас не до ссор, надо меры принимать, время-то не ждет. Комиссар словно бы очнулся. Вижу, злости у него против командира нет.

Потом я зашел в горницу и сказал товарищу Ослоповскому то же самое, что и военкому. Минут через пять товарищ Юдин тоже вошел туда, протянул командиру руку. Сели как ни в чем не бывало за стол и принялись обсуждать, что же делать дальше…

У меня теперь нет сомнений: в ряды красноармейцев пробрались паникеры, шкурники, а то и прямые контрреволюционеры. За десять дней отступления они распоясались, подняли головы. Но в эти же тяжелые дни проявили себя и настоящие «красные орлы», те, что не поддались панике, не послушались провокаторов, непоколебимо служат власти Советов. Таких большинство.

Вчера читал в армейской газете, что красными взята Митава и учредиловцы просят у нас мира при условии созыва Учредительного собрания. Но революция, конечно, ни на какие соглашения с врагами не пойдет. Не дождутся буржуи своей учредилки.