Красные орлы (Из дневников 1918–1920 г.г.)

Курсы наши называются военно-агитаторскими, подчинены они Петроградскому военному округу. Учиться будем долго — месяца три. Нашего брата, красноармейцев, набралось человек полтораста — двести. Еще больше гражданских — человек четыреста, из всех губерний Северной коммуны[2]. Мы после курсов станем военными агитаторами в полках, они — работниками на селе.

Присматриваюсь к курсантам. Очень уж разный народ. Много людей зеленых, не видевших ни армии, ни завода, ни деревни.

Позавчера с несколькими такими же приезжими красноармейцами, как и я, гулял по городу, осматривал Дворцовую площадь и Зимний дворец. Стены дворцового корпуса, поврежденные во время левоэсеровского мятежа, уже заделаны.

Несколько часов мы провели во дворце. Бродили по лестницам, смотрели картины, мебель, заглянули в царские покои.

Больше всего меня заинтересовала комната, в которой жил Степан Халтурин. Сюда он тайно приносил динамит. Потом устроил взрыв, чтобы убить царя. Степан Халтурин — настоящий революционер. Он не ведал страха.

Мы долго стояли на Дворцовой площади. Представляли себе, как подходил сюда народ 9 января 1905 года, как по приказу царя стреляли в народ солдаты. Но эта площадь знала не только такие горькие часы. По ней 25 октября шли на штурм Зимнего питерские рабочие, солдаты, матросы.

Куда ни посмотришь в Петрограде — все напоминает о революции, о жестоких классовых боях.

Смольный и сейчас имеет военный вид. У высокой ограды из толстых железных прутьев дежурят на часах матросы. У каждого, кто входит в ворота или калитку, строго проверяют документы. Возле самого здания стоят направленные на улицу две трехдюймовые пушки. Их охраняют вооруженные солдаты-артиллеристы.

Вечером, после лекции, состоялось собрание по выборам курсантского комитета. Избрали десять человек.

Судя по первому впечатлению, основную работу на курсах и в комитете ведет завкурсами товарищ Зеленский. Ему не больше 22 лет. Одет в хорошее гражданское платье. Грамотный, развитый, уверенный в себе. Вопросы решает самостоятельно, быстро. Собрание ведет умело. Товарищ Зеленский, наверное, из студентов-большевиков.

Заведует учебной частью товарищ Иткина. Ей под тридцать, может быть меньше. Она черноволосая, черноглазая. Держится серьезно, говорит мало, никогда не улыбается, все время занята.

Что бы ни делал, не идет из ума родной полк. Много, конечно, интересного и хорошего в Петрограде, но по полку, по друзьям все равно тоскую. Тем более, что они на фронте, а я в тылу.

Почему все-таки Павел Мамонтович настаивал так упорно? Предполагаю, что из дружеских чувств к отцу. Мне кажется, у него такая мысль: «Голиков-старший арестован белыми, кто знает, как сложится его судьба, надо, чтобы сын вырос полезным для партии работником, а потому — пусть учится».

Не забыть мне прощания с товарищами Юдиным, Ослоповским, Стригановым, Цеховским, Мишей Ковригиным. Тепло расстались и с комбатом Андреем Полуяхтовым. Нравится он мне своей душевностью и смелостью. По-братски простился с Осипом Полуяхтовым, с боевым разведчиком Колей Садчиковым.

Павел Мамонтович, Иван Андреевич и Осип Полуяхтов отвезли меня к поезду на станцию Верещагине. Они были последними из нашего полка, с кем я виделся.

2 февраля

Бурно течет наша жизнь в эти дни. Прошло четверо суток с начала занятий. А сколько хорошего и дурного, интересного и скучного! Недостатков и непорядков куда больше, чем хотелось бы. Учеба трудно, медленно входит в колею. Одна лекция срывается, вторая переносится, третья заменяется. Занятие занятию рознь. Одно полезное, содержательное, другое — вялое, никчемное.

Состав курсантов еще не устоялся. Подъезжают опоздавшие, некоторые откомандировываются по болезни или неподготовленности. Есть и такие, что предпочитают учиться не на наших курсах, а на каких-нибудь других.

Не хватает книг. Идешь вечером в библиотеку, просишь такую-то книгу — нет.

Меняются не только учебные классы, но и жилые комнаты. Не успеешь обосноваться — пожалуйте в другой конец коридора. Забираем подушки, одеяла и перебираемся на новое место. Не налаживается дело с баней.

Никак не возьму в толк, что за странный набор курсантов. Большинство — гражданских, есть бывшие студенты, попадаются женщины. Среди военных имеются и матросы. Но их немного.

Еще на пути в Питер, где-то возле Вологды, к нам в поезд подсели два красноармейца. Оказалось, что они тоже посланы на курсы. Я с ними познакомился и вскоре сдружился. Иван Шабанов — серьезный, образованный; Василий Зеленцов веселее и проще. Сейчас наши койки стоят рядом. Другие товарищи, прибывшие с нами из 3-й армии, — Соснин, Опарин и Анчугов — попали в соседнюю комнату.

В помещении холодно. На ночь поверх одеяла накидываем шинели.

Нам объявили полное название наших курсов. Сразу и не упомнишь: «Военные агитационно-просветительные курсы при агитационно-просветительном отделе Петроградского окружного военного комиссариата».