Красные озера

– Ох, лишь бы нашелся, – причитал дед Матвей, сидя на переднем сидении, рядом с водительским, и подпрыгивая на каждой кочке. – А коли не найдется? В полицию надо будет писать. А мы и не знаем, сколько по времени вышло…

– Давай сейчас о плохом лучше не думать, – попросил его Петр, не отрывая взгляда от рваной грунтовой дороги. – Если что, разберемся.

– Ага, – ответил старик с какой-то обиженной интонацией и некоторое время сидел молча. Потом оживился и заговорил снова: – Заметил, как Андрей ехать не хотел? Машину, видать, жалеет новую.

– Недешевая она, вот и жалеет. Не хочет иномарку по нашим болотам гонять. Но там, хоть и лес, а накатано неплохо. И получается, что там проехать ровнее, чем здесь. У меня-то зверь-машина, – Радлов чуть заметно улыбнулся. – Где угодно проскочит.

– Он, знаешь, совсем другой вернулся из Города. Помогать никому не хочет, не то, что раньше. Мы же с ним грачей-то вывозили, когда.., – Матвей осекся, вовремя сообразив, с кем разговаривает, и закончил не так, как хотел: – Когда попадали они. А сейчас самомнение у него вроде как. Оно, конечно, когда по молодости чего-то добиваешься – самомнение всегда! Только неприятно мне чего-то. Черствость вот эта, безразличие неприятны. Ты же с людьми всю жизнь прожил, а замаячила на горизонте возможность быт получше обустроить – и все, плевать на тех людей. Нехорошо, ага.

– Ничего. Пообживется тут заново, попривыкнет и спустится с небес на землю.

– Так не хочет он тут оставаться. Говорит, мол, дом хочу продать и уехать. Ну кто у него купит?

– Вообще-то могут купить, – протянул Радлов. – В газетах – читал ли? – пишут, что после запуска производства у нас чуть ли не Мекка для рабочих. Вполне вероятно, что как раз из-за завода и купят.

– Газеты? – переспросил Матвей, недоверчиво сощурившись. – А как покупатель приедет сюда – так чего? Глаз у него, что ли, не будет, у покупателя? Какая тут жизнь, грязь одна.

– Да нет, для житья участок никому не нужен. Скорее надо как промземлю оформлять…

– Чегой такое? – не понял старик.

– Земля для промышленных нужд…

– Ага! Точно! Андрей-то так же и объяснял, да я не понял.

В этот момент как раз проезжали пустырь, распластавшийся сразу за выездом из селения. На пустыре сочащимися влагой кучками лежал снег, и Матвей спросил в недоумении:

– Почему снег не тает? У нас-то давно никакого снега нет.

– Тает, но гораздо меньше. Почти вся химия с завода оседает внутри горы, как раз на наши дома, получается. Сюда только крохи долетают.

– Тут хоть валенки мои пригодятся! А то я сапоги-то Луке отдавал на ремонт, а он, видишь, заболел. Вот и остался я без сапогов!

– Да, дед Матвей, ты уже рассказывал.

– Неужто? – старик несколько секунд пробыл в явном недоумении, потом вдруг загрустил и добавил тихим голосом: – Так все, голова-то ужо заржавела. Возраст. Я как-то из дому вышел…

И он в очередной раз поведал историю о том, как однажды вышел из дому да не сумел вспомнить, зачем. А Радлов тоскливо подумал, что старость – она ведь никого не щадит, даже если человек хороший.

Грачевник стоял темный и тихий, как кладбище. Собственно, кладбищем он и был – на погибших деревьях топорщились костлявые ветки, держащие своими хилыми лапищами пустые гнезда, а внизу валялись полуистлевшие птичьи трупики, зарытые в собственных перьях.

Машину оставили посреди пустыря и разошлись по сторонам – старик хромающей походкой направился к забытой станции, а Петр ушел правее и забурился в чащу леса. Деревья здесь произрастали в основном хвойные, их ссохшиеся тела были густо покрыты грубой темно-зеленой шерстью, а из ран, нанесенных птицами и редкими в этих краях беляками, сочилась мутная смола.

Со стороны станции донесся крик Матвея:

– Етить твою мать!

Радлов тут же бросился к нему, ничего вокруг не различая, и еще издали спросил:

– Чего? Лука?

– Паровоза нет!

И действительно, рельсы, от времени почти поглощенные землей, были пусты. Присмотревшись внимательней, Петр заметил и еще одну странность – к ним небрежно приклеился отросток новой колеи. Колея уходила вдаль и тянулась к месторождению меди.

– Вот здесь и перегнали. Не знаю, зачем, – Радлов растерянно поглядел на пустоту, белым пятном висевшую в воздухе на месте локомотива, затем резко отвернулся и добавил: – Жаль, Луку не нашли.

– И чего теперь? В Город, за полицией?

– Эта ветка, – указал на блестящие рельсы, неуклюже приваренные к ржавому металлу, – идет до месторождения. Туда и съездим. Если Лука сюда приходил – наверняка пропажа паровоза его заинтересовала. Но, надеюсь, он все-таки туда не ходил. Место опасное, в карьер провалишься – костей не соберешь. А он теперь все время как в тумане…

У месторождения, как всегда, грохотало и вздымалась ввысь каменистая пыль, удушливыми облачками серого цвета. По дну карьера ползали прожорливые механизмы, вгрызаясь в твердую породу так легко, как будто это масло. На поверхности, изрезанной сетью транспортных развязок, стояли угловатые вагонетки, до отказа груженые рудой.

Матвей остался в машине – он не слишком хорошо переносил шум.