Красные озера

– Да встречались, встречались один раз, – уверяет его лодочник. – Помню, друга вашего обсуждали.

– Радлова, что ли?

– Его, родимого. Падчерицу он тогда потерял. Я-то не знал да грешным делом чуть с ним не поцапался!

– Что-то такое было, кажется, – соглашается Лука, а затем совершенно спокойно, с будничной интонацией добавляет: – Только Радлов рассказывал, будто вас в болоте нашли недавно.

– Не припомню, чтоб я был в болоте. Но, может, запамятовал просто.

Обувщик вновь глядит на свои руки и с удивлением замечает, что и вторая ладонь вся в крови.

– Как странно, – задумчиво произносит он. – Вроде одну руку занозил, а раны на обеих.

– Думаю, вы просто лодкой давно не управляли.

– Да, да, – подтверждает Лука с излишней горячностью. – Пожалуй, что и давно.

Тут борт лодки гулко стукнулся о причал родного поселка, и Лука отпустил весла. Ладони он с непривычки сильно стер, так что весла были измазаны в крови, а кожу по краям ран невыносимо жгло.

Своему странному превращению из пассажира в рулевого обувщик не удивился, ибо «всякое бывает». Выкарабкался на берег, привязал суденышко, чтобы волнами не унесло, одним размашистым движением выдернул гроб на сушу и волоком потащил домой – спина ныла от нагрузки, так что он рассудил, что на плечах не донесет.

По дороге ему встретился местный мужичонка, подрабатывающий в свободное время на причале, и строго сказал:

– Лука, я понимаю, все свои. Но ты когда лодку мою берешь – предупреждай. Я же думал, кто-то с концами увел.

Обувщик рассеянно кивнул и продолжил свой путь. В голове у него вдруг отчетливо зазвучал детский плач.

Глава тридцать седьмая. Дальнейшая судьба Ирины

Тридцатого сентября был холодный дождливый день. Дождь зарядил с самого утра, то усиливаясь, то превращаясь в мелкую морось, но не прекращаясь ни на миг. Под вечер он почти и не лил, а только водянистая взвесь плавала в воздухе – капли сделались настолько мелкими, что не успевали долетать до земли, ветер подхватывал их и разносил по всей округе.

Радлов сидел в своем доме на втором этаже, за столом, и с сосредоточенным видом перебирал документы. Чуть позже появилась Тамара с чашкой чая в руках. Чашку она поставила перед мужем и села поодаль.

– Я хотел взбодриться, – недовольно произнес Петр, отрываясь от бумаг. – Кофе оставался, там, в шкафчике на кухне. Попросил же сварить.

– Сдурел? – отозвалась Тома, а в голосе ее послышались до боли знакомые нотки, обычно свойственные Инне Колотовой – что-то вроде наигранного возмущения. – Тоже мне, кофе удумал пить при такой жуткой бессоннице. Да и куда тебе с твоим сердцем?

«Она определенно становится похожа на мать», – подумал Радлов, послушно выпил чай, залпом, и опять уткнулся в документы.

– С завода что-то? – уточнила Тома.

– Ага, – рассеянно сказал Петр и тут же вспомнил деда Матвея. Улыбнулся грустно, помолчал пару минут из уважения к покойнику, потом резко оживился и пояснил: – Нормы выработки. Ну и технические указания всякие. Я же теперь и добычей руды тоже заправляю, надо бы ознакомиться, как там у них все устроено.

– Ой, на двух должностях-то выдержишь? А то совсем здоровье угробишь, хорошо разве?

– Свиней сейчас нет, уже так по хозяйству можно не упахиваться. Да и на месторождении хотя бы понятно, что делать.

– А на заводе непонятно?

– А! – Радлов махнул рукой. – Там всё само. Я чаще прихожу да ухожу безо всякого занятия. Уведомления-то редко присылают.

– Кто же тогда рабочими управляет? Медь ведь кто-то должен выплавлять?

– Я устал уже говорить, что там никого нет! – вспылил Петр и от нервного напряжения даже чуть привстал со своего места, но тут же рухнул назад. Сил в нем оставалось все меньше и меньше, в сон клонило постоянно, хотя глаза не закрывались, а вспышки ярости случались в последнее время часто, но почти сразу изматывали.

После подобных вспышек наступала жуткая апатия, так что Петр молча поник над столом, но читать больше не стал, а просто уставился куда-то в пустоту отрешенным, мутным взглядом.

В какой-то момент глаза его до такой степени остекленели, что Тома испугалась и воскликнула:

– Что? Плохо?! Таблетку принести тебе? Или ляжешь?

– Нет-нет, – очнулся Радлов и изобразил на своем тусклом лице улыбку. – Так я, задумался.

– Не пугай меня больше. У тебя такой вид был, как будто всё, отходишь уже.

– Матвея просто вспомнил. Иногда до сих пор не верится, что он умер. Не знаю, как в поселке зиму без него переживут. Утром просто говорили об этом, когда я в больницу…

– Опять к этой ездил? – злобно перебила Тамара.