– Господь Бог, может, и не прощает, – спокойно ответил Радлов. – А ты не Господь Бог, ты в первую очередь мать. И провинившегося ребенка должна принять в дом и окружить родительской заботой. Я, знаешь, редко, да тоже ведь в церкви бываю. Что-то не слышал я там чего-то вроде: выгоняйте детей ваших из дома и отбирайте у них все деньги. Даже близко не слышал ни на одной службе.
– Из-за денег пришел, да? Ну, кто бы сомневался! Известно, Петька Радлов денег не упустит. Себе, что ль, присвоить хочешь? А вот хрен тебе, я дочь на них содержу, единственную мою дочь! Она у меня хорошая.
– Будешь содержать на пенсию, значит. Средства придется вернуть законной владелице, поняла?
– Разбежалась! – женщина услышала шорох в комнате, догадалась, что Маша подслушивает, прячась за углом, и заговорила тише: – Я кое-что соображаю. Там, где она, с позволения сказать, «работала», документов не выдают и стаж не оформляют. Никто и не докажет, что это ее деньги. А я скажу – мои. Скажу – всю жизнь копила, а неблагонадежная дочь хочет разорить и со свету сжить. Я пожилой человек, многодетная мать, мне поверят.
Петр выслушал все это с насмешливым выражением лица и вкрадчиво произнес:
– А ты что же, думаешь, я ей задним числом документы не оформлю? Что она у меня на ферме работала, а в Город ездила про закупки узнавать? Правда так думаешь? И получится, что у нее бумажка, подтверждающая доход, будет, а у тебя не будет. Скажи мне, соображающая ты моя, кому в таком случае на суде поверят?
– Это вранье, а не бумага никакая! – возмутилась хозяйка дома, но уже чуть менее уверенно. – Вранье суд вычислит! У нас суд очень хорошо работает, вот что!
Радлов громко, до слез, расхохотался, потом попытался проглотить смех и сдавленным голосом сказал:
– Я и не знал, что у тебя такое чувство юмора замечательное, – он глубоко вдохнул, чтобы окончательно успокоиться, выдохнул и заговорил дальше: – А если серьезно, вычислит суд или нет – не столь важно. Потому что к тебе в любом случае придут устанавливать размер реального дохода. И шкафчик новехонький вон посчитают, и деньги, которые ты в доме припрятала. А пенсия-то у тебя сколько? Тысяч семь? И получится, что накопить ты никак не могла. Тогда весь этот ваш деревенский шик навроде резной тумбы признают необоснованным обогащением. И отберут. Я ведь у тебя сейчас прошу то, что осталось от всей суммы, а они отберут всё.
– Да кто отберет? Кто отберет-то? – продолжала настаивать женщина. – Кто будет размер дохода-то устанавливать? Никому и не захочется в нашу глухомань ехать.
– Так я и установлю. Опись имущества сделаю, не переживай, все по закону.
– Почему ты?
– Мне казалось, все знают. Я же уполномоченное лицо, аль не слыхала?
Про «уполномоченное лицо» Петр ляпнул просто так, от отчаяния, и если бы его спросили, что это за лицо такое да на что именно уполномочено – он бы не сумел придумать ответ. Однако никто ничего не спросил – грозное словосочетание возымело действие. Глазки у пожилой женщины быстро-быстро забегали, она вся как-то сжалась и запричитала неестественно-плаксивым голоском:
– Ты ж прости меня, дуру старую, что наговорила всякого! Жизнь-то у меня тяжелая какая, сам знаешь! Думала, вот хоть теперь поживу вдоволь. Уж все-то не отбирай, Бога ради! Ириша ведь нам денег высылала зимой, и когда приехала – поделиться хотела. Она бы нам оставила… а?
– Ты серьезно? – Радлов поначалу даже не знал, как реагировать – слова в горле застревали. Затем собрался с мыслями и сказал: – Вы же обе… да, обе, Маша, я знаю, что ты за косяком прячешься!
Из-за угла послышался пугливый шорох, а гость неумолимо продолжал:
– …ни разу в больницу к ней не приехали! Девку так избили жестоко, твой же выб…ок и избил! А ты вообще никак… ничего… живешь себе дальше. Тоже мне, мать! И еще будешь рассказывать, кто бы вам сколько оставил? Деньги неси, да поживее.
Хозяйка дома отправилась в комнаты и через некоторое время вынесла толстую пачку купюр. Петр пересчитал – было сто три тысячи. Но Петр был догадлив в финансовых вопросах и знал людей наподобие матери Ирины, а потому уверенно и гневно произнес:
– Я, по-твоему, наобум пришел? Думаешь, не знаю, сколько должно быть?
– Чуточку ведь себе оставили, жить на что-то…
– Остальное тащи.
Женщина послушно отдала ему еще сорок тысяч, потом вся как-то задергалась от бешеной злобы и громко, давясь собственными словами, послала гостя куда подальше.
Дома Радлов хвалился победой.
– Я и не сомневалась, – ответила Тамара, выслушав рассказ. – Я сразу сказала, ты умеешь. А там вообще сколько? – тут глазки у нее загорелись от любопытства.
– Всего сто сорок три тысячи получилось.
– Ничего себе! – воскликнула Тома. – Ведь они очень много потратили! На еду, на одежду, на мебель. Так Ирка сколько ж привезла с собой?
– Не знаю даже. Если примерно прикинуть, раза в два больше выйдет.
– Это она столько заработала?
– Да заработала-то, поди, больше, расходы ведь были у нее, на съемную квартиру, на житье-бытье…