Читаем Красные партизаны на востоке России 1918–1922. Девиации, анархия и террор полностью

Далее Макаров и другие сведущие лица, включая секретаря облбюро РКП(б) Е. С. Жуковского, назвали, кто конкретно со стороны властей предержащих инициировал криминальные действия, особенно незадолго до бегства из Хабаровска. Например, ограбление парохода «Купец» было произведено партизанами Д. И. Бойко-Павлова по приказу председателя Хабаровского уездного управления М. Е. Попко, а сжечь типографию эсеровской газеты «Наше слово»[2530] прежнему начальнику облотдела ГПО А. Соколову, бывшему политкаторжанину, велели члены президиума обкома РКП(б) П. П. Постышев и Б. Н. Мельников.

Читинские власти были вынуждены принять определенные меры по отношению к хабаровцам: матерого разбойника Сенчихина (из партизан Бойко-Павлова) за его преступления, включая налет на пароход, расстреляли по приказу Мельникова, таким образом прятавшего концы в воду. В нарушение приказа Блюхера не был сразу арестован Попко, поскольку он угрожал рассказать, по чьему распоряжению произвели грабежи, в том числе и налет на пароход. Все же было возбуждено ходатайство об отзыве члена Военного совета Восточного фронта Постышева – за поджог типографии, непринятие мер борьбы с беззаконием, по подозрению в содействии организованному грабежу «Купца», за игнорирование партийных кадров и проведение сепаратной политики вразрез с директивами Дальбюро ЦК и правительства ДВР (Постышева рекомендовали заменить Бакулиным)[2531].

Часть партизанских лидеров временно оказалась за решеткой. Однако начальник Военного отделения ГПО Восточного фронта 8 марта 1922 года сообщал Военсовету и Дальбюро о провале дела Бойко-Павлова, Попко и других бандитствовавших командиров: «Арест и дальнейший разбор дела совершенно не был обставлен с формальной стороны… Попко нельзя даже предъявить формального обвинения. Вся беда в том, что это дело не было передано для предварительной обработки в ГПО или Военсуд, а отдавались распоряжения без всякого даже согласования. Для общественного мнения, с которым в данный момент нам приходится считаться… это означает известную незакономерность действий и показывает нашу неорганизованность».

В ответ два дня спустя член Военсовета А. Ф. Авдеев сердито укорял чекиста за его «нытье» в драматический момент «изживания катастрофы с белогвардейщиной» и подчеркивал необходимость руководствоваться здравым смыслом и инициативой: «Ваше заявление по делу ПОПКО, БОЙКО, ИВАНОВА, ЧЕРНЯКА и др., с указанием на отсутствие материала… только служат подтверждением беспомощности и бездеятельности, а также и непонимания задачи о борьбе с партизанским бандитизмом, опасным для армии. О преступлениях БОЙКО говорят все и ваши сводки. О ПОПКО общественное мнение вряд ли сочувствует, как и о многих бандитах. <…> Пока Вами будет собран материал о [их] преступлениях, означенные лица совершат чудовищные [новые] преступления»[2532].

Чувствуя безнаказанность, Бойко-Павлов совершенно утратил ощущение реальности, за что той же весной, в апреле, все-таки угодил за решетку. Пресса разъясняла:

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

100 знаменитых сражений
100 знаменитых сражений

Как правило, крупные сражения становились ярчайшими страницами мировой истории. Они воспевались писателями, поэтами, художниками и историками, прославлявшими мужество воинов и хитрость полководцев, восхищавшимися грандиозным размахом баталий… Однако есть и другая сторона. От болезней и голода умирали оставленные кормильцами семьи, мирные жители трудились в поте лица, чтобы обеспечить армию едой, одеждой и боеприпасами, правители бросали свои столицы… История знает немало сражений, которые решали дальнейшую судьбу огромных территорий и целых народов на долгое время вперед. Но было и немало таких, единственным результатом которых было множество погибших, раненых и пленных и выжженная земля. В этой книге описаны 100 сражений, которые считаются некими переломными моментами в истории, или же интересны тем, что явили миру новую военную технику или тактику, или же те, что неразрывно связаны с именами выдающихся полководцев.…А вообще-то следует признать, что истории окрашены в красный цвет, а «романтика» кажется совершенно неуместным словом, когда речь идет о массовых убийствах в сжатые сроки – о «великих сражениях».

Владислав Леонидович Карнацевич

Военная история / Военное дело: прочее
«Смертное поле»
«Смертное поле»

«Смертное поле» — так фронтовики Великой Отечественной называли нейтральную полосу между своими и немецкими окопами, где за каждый клочок земли, перепаханной танками, изрытой минами и снарядами, обильно политой кровью, приходилось платить сотнями, если не тысячами жизней. В годы войны вся Россия стала таким «смертным полем» — к западу от Москвы трудно найти место, не оскверненное смертью: вся наша земля, как и наша Великая Победа, густо замешена на железе и крови…Эта пронзительная книга — исповедь выживших в самой страшной войне от начала времен: танкиста, чудом уцелевшего в мясорубке 1941 года, пехотинца и бронебойщика, артиллериста и зенитчика, разведчика и десантника. От их простых, без надрыва и пафоса, рассказов о фронте, о боях и потерях, о жизни и смерти на передовой — мороз по коже и комок в горле. Это подлинная «окопная правда», так не похожая на штабную, парадную, «генеральскую». Беспощадная правда о кровавой солдатской страде на бесчисленных «смертных полях» войны.

Владимир Николаевич Першанин

Биографии и Мемуары / Военная история / Проза / Военная проза / Документальное
Растоптанная Победа. Против лжи и ревизионизма
Растоптанная Победа. Против лжи и ревизионизма

В современной России память о Победе в Великой Отечественной войне стала последней опорой патриотизма, основой национальной идентичности и народного единства: 9 Мая – тот редкий день, когда мы всё еще ощущаем себя не «населением», а великим народом. Именно поэтому праздник Победы выбрали главной мишенью все враги России – и наследники гитлеровцев, которые сегодня пытаются взять реванш за разгром во Второй Мировой, и их «либеральные» подпевалы. Четверть века назад никому и в страшном сне не могло присниться, что наших солдат-освободителей станут называть убийцами, насильниками и мародерами, что советские захоронения в Восточной Европе окажутся под угрозой, а красную звезду приравняют к свастике. У нас хотят отнять Победу – ославить, оклеветать, втоптать в грязь, – чтобы, лишив памяти и национальной гордости, подтолкнуть российское общество к распаду – потому что народ, не способный защитить собственное прошлое, не может иметь ни достойного настоящего, ни великого будущего.Эта книга дает отпор самым наглым попыткам переписать историю Второй Мировой, превратив героев в преступников, а преступников – в «героев». Это исследование опровергает самые лживые ревизионистские мифы, воздавая должное всем предателям, палачам и гитлеровским прихвостням – от русских коллаборационистов до прибалтийских «лесных братьев» и украинских нацистов.

Александр Дюков , Александр Решидеович Дюков

Военная история / История / Политика / Образование и наука