Читаем Красные партизаны на востоке России 1918–1922. Девиации, анархия и террор полностью

Классическим примером красного бандитизма в Новониколаевской губернии может служить деятельность Коуракской волостной ячейки РКП(б), которая с 1920 по 1921 год «ликвидировала», по данным судебного приговора, девять «контрреволюционеров и кулаков», имевших связь с «белобандитами». Возглавляли ее председатели местного волисполкома М. И. Замков и А. М. Комягин, а также секретарь волостного парткомитета РКП(б) П. Т. Гришаев. В материалах суда упоминается 12 убитых, включая трех женщин и двух детей; часть жертв была задушена, имущество ограблено. Для расследования дела в Коурак прибыл уполномоченный губбюро Стасин, который арестовал нескольких убийц. Тогда остальные члены ячейки ушли в тайгу, мотивируя это тем, что «по советским учреждениям набилось сколько хочешь белогвардейщины и… им закатать человека… ничего не стоит». Участники бандгруппы направили письмо своему бывшему партизанскому командиру В. П. Шевелёву-Лубкову, в котором доказывали, что их очернили, и просили походатайствовать о прекращении дела: «Неужели Коуракская комячейка не стоит [жизней] каких-нибудь 7 негодяев?»[2780]

Только в июле 1924 года Новониколаевский губсуд вынес приговор, впрочем несуровый (максимум четыре года заключения), 23 членам этой ячейки и шести беспартийным, оправдывая их преступления обстановкой гражданской войны и малограмотностью. Один из них, А. А. Дерябин, ставший убийцей в 16 лет, признал, что они убивали сознательно и «были зверями». Дерябин, жалуясь, что после исключения из партии стал просто «чуркой с глазами» и не может найти никакого дела, упрекал губком за то, что, отдавая под суд коммунистов, он «хотел закрыть небо овчинкой, т. е. все, что было проделано по всей Сибири в эти кошмарные дни, он хотел смыть одним процессом». Понимая суть дела, Дерябин с уверенностью утверждал, что судить тогда следовало бы всех, «кто пуще всего любил советскую власть и партию», ведь именно те, «кто боролся, тот совершал подобные преступления». И подытоживал: «Всякий из нас, кто любил Советскую власть[,] совершал подобные преступления»[2781].

Будучи частью советского аппарата, зараженного уголовщиной и пронизанного краснобандитскими настроениями, органы ВЧК, подобно аппаратам Сиббюро, Сибревкома, губкомов ВКП(б) и губисполкомов, занимали противоречивую позицию. Если верхние слои начальства, в том числе карательного, в целом понимали опасность неконтролируемых массовых бессудных расправ с врагами советской власти, то на местном уровне как уездные и волостные ревкомы с сельскими ячейками, так и уездные ЧК с политбюро и милицией повсеместно выступали в качестве деятельных проводников красного бандитизма.

Более того, нередко и верхушка ЧК была поражена груботеррористическими настроениями: ныне очевидно, что деятельность руководства и сибирских губЧК, и Госполитохраны ДВР носила выраженный бандитский характер, стимулируя криминализацию местных «органов». Полпредом ВЧК Павлуновским часть элементов, проявивших себя с уголовной стороны, была выдвинута на руководящую оперативную работу. Вообще, в «умеренном» красном бандитизме власти Сибири явно видели больше пользы, чем вреда, – он помогал им в борьбе с контрреволюцией и маскировал коммунистический террор стихийными «народными расправами». Принять серьезные меры против красного бандитизма означало оттолкнуть от себя многих союзников из числа леваков-маргиналов, формально признающих диктатуру пролетариата, но фактически оставшихся стихийными анархистами.

Осознание властью, как опасен красный бандитизм, шло медленно. В ее верхних эшелонах на проблему обратили внимание только тогда, когда она предельно обострилась и стало очевидно, что многие низовые структуры ЧК и милиции, а также комячейки ведут настоящую бандитскую войну с враждебной им частью населения. Власти видели, что за первые полтора года после крушения Колчака красные бандиты стихийно уничтожили множество амнистированных «бывших», выполнив большой объем полезной, но грязной работы. Теперь же верхушке предстояло обуздать своих выходящих из-под контроля сторонников, поэтому она неторопливо перешла к их нейтрализации.

Сиббюро ЦК РКП(б) 19 августа 1921 года провело специальное секретное совещание с секретарями губкомов. И. Н. Смирнов с полным доверием к измышлениям Павлуновского указал, что у чекистов есть материал о «связи между английской и японской агентурой и группами красных бандитов». Местные вожди приводили яркие факты произвола на своих территориях, попутно раскритиковав делегатов Горного Алтая, пытавшихся обосновать неизбежность красного бандитизма[2782].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

100 знаменитых сражений
100 знаменитых сражений

Как правило, крупные сражения становились ярчайшими страницами мировой истории. Они воспевались писателями, поэтами, художниками и историками, прославлявшими мужество воинов и хитрость полководцев, восхищавшимися грандиозным размахом баталий… Однако есть и другая сторона. От болезней и голода умирали оставленные кормильцами семьи, мирные жители трудились в поте лица, чтобы обеспечить армию едой, одеждой и боеприпасами, правители бросали свои столицы… История знает немало сражений, которые решали дальнейшую судьбу огромных территорий и целых народов на долгое время вперед. Но было и немало таких, единственным результатом которых было множество погибших, раненых и пленных и выжженная земля. В этой книге описаны 100 сражений, которые считаются некими переломными моментами в истории, или же интересны тем, что явили миру новую военную технику или тактику, или же те, что неразрывно связаны с именами выдающихся полководцев.…А вообще-то следует признать, что истории окрашены в красный цвет, а «романтика» кажется совершенно неуместным словом, когда речь идет о массовых убийствах в сжатые сроки – о «великих сражениях».

Владислав Леонидович Карнацевич

Военная история / Военное дело: прочее
«Смертное поле»
«Смертное поле»

«Смертное поле» — так фронтовики Великой Отечественной называли нейтральную полосу между своими и немецкими окопами, где за каждый клочок земли, перепаханной танками, изрытой минами и снарядами, обильно политой кровью, приходилось платить сотнями, если не тысячами жизней. В годы войны вся Россия стала таким «смертным полем» — к западу от Москвы трудно найти место, не оскверненное смертью: вся наша земля, как и наша Великая Победа, густо замешена на железе и крови…Эта пронзительная книга — исповедь выживших в самой страшной войне от начала времен: танкиста, чудом уцелевшего в мясорубке 1941 года, пехотинца и бронебойщика, артиллериста и зенитчика, разведчика и десантника. От их простых, без надрыва и пафоса, рассказов о фронте, о боях и потерях, о жизни и смерти на передовой — мороз по коже и комок в горле. Это подлинная «окопная правда», так не похожая на штабную, парадную, «генеральскую». Беспощадная правда о кровавой солдатской страде на бесчисленных «смертных полях» войны.

Владимир Николаевич Першанин

Биографии и Мемуары / Военная история / Проза / Военная проза / Документальное