Читаем Красные партизаны на востоке России 1918–1922. Девиации, анархия и террор полностью

Как уже говорилось, красный бандитизм особенно разлагал низовые чекистские структуры, затрагивая, разумеется, и вышестоящие органы ЧК. Циркуляр полпредства ВЧК по Сибири от 14 августа 1921 года без обиняков констатировал, что «проводниками красного террора на местах являются политбюро и милиция», которые «арестованных редко доводят до места, по дороге „при попытке бежать“ расстреливают». Подобные факты отмечались во всех губерниях. Циркуляр также отмечал, что «бедняцкая часть комячеек отбирает у крестьян хлеб… сплошь и рядом убивает зажиточных крестьян», из‐за чего селяне «боятся везти хлеб для товарообмена». Так, в Новониколаевской губернии была арестована целая организация из 30 коммунистов и бедняков, образовавшая отряд, который разъезжал по деревням и «в массе расстреливал так называемых кулаков, имущество их конфисковывалось и распределялось между беднотой»[2788].

В Мариинском уезде Томской губернии, видя, как войска ВЧК, подавляющие осенью 1920 года мятеж бывшего красного партизана П. К. Лубкова, массами расстреливают население, открытый красный террор активно осуществляли и почти все комячейки совместно с бывшими партизанами, служившими в милиции. В числе основных краснобандитских властных структур в уезде оказалось Мариинское политбюро, которое возглавлял бывший милиционер К. А. Зыбко[2789]. Горно-Алтайское политбюро подвергало массовым истязаниям задержанных алтайцев, вымогая признания в повстанческой деятельности. За массовые избиения арестованных было осуждено несколько сотрудников Кокчетавского политбюро. Поголовное избиение арестованных во всех ЧК и милиции было нормой[2790].

В письме руководству Особого отдела ВЧК И. П. Павлуновский в конце 1921 года откровенно разъяснял, что предлагаемые Лубянкой методы борьбы с красным бандитизмом, вроде засылки агентов для разложения анархических отрядов и убийств их главарей, в Сибири не годятся из‐за нелояльности местных чекистских структур – «в силу отхода от Губчека Политбюро и вовлечения Политбюро в красном бандитизме»[2791]. Полпред ГПУ признавал, что был не в состоянии контролировать анархически настроенные политбюро, «отошедшие» от подчинения губернским ЧК, а в своей брошюре 1922 года «Обзор бандитского движения по Сибири…» по сути выступал бесстрастным фиксатором бесчисленных краснобандитских преступлений, в том числе со стороны чекистов. При этом Павлуновский вовсе не сгущал краски, а, напротив, где-то приглушал их.

Например, отметив на исходе 1921 года, что красный бандитизм охватил Енисейскую губернию, Алтайскую, части Томской и Тюменской (и сделав вид, будто Новониколаевская, Омская, Иркутская и Якутская губернии от этого явления свободны), Павлуновский заверял центральные власти, что по предложению органов ЧК все губкомы разработали проекты борьбы с красным бандитизмом и осуществляют их совместно с чекистами, в результате чего он «понемногу идет на убыль». В качестве примера приводилось «Ачинское дело», представленное как угроза восстания партизан М. Х. Перевалова по всей Енисейской губернии[2792] (что, разумеется, было огромным преувеличением), ликвидированная партийным руководством при помощи ЧК. Более объективным выглядело указание на постепенность снижения опасности: действительно, если красный бандитизм и шел на убыль, то очень «понемногу», оставаясь весьма заметным и в первой половине 1922 года. В нем особенно был заметен бандитизм продовольственных работников, свирепо выбивавших продналог, зачастую превышавший прежнюю продразверстку. В 1921–1922 годах по Сибири за преступления при проведении заготовок было привлечено к суду до тысячи руководящих продработников.

В 1921‐м – начале 1922 года ситуация с бандитизмом представителей самой власти лишь ухудшалась. После решения Сиббюро о противодействии красному бандитизму губернские власти стали принимать соответствующие меры, но такие же куцые, как и предложенные верхушкой. Ничуть не торопясь, только в ноябре 1921 года, Алтайский губком РКП(б) издал совершенно секретное циркулярное письмо с перечнем мер по противодействию красному бандитизму. В нем констатировалось, что на путь террора встали не только те или иные ячейки, но даже волостные организации РКП(б), в результате чего «эта анархическая деятельность отдельных членов партии и целых ячеек превращалась в чистокровный бандитизм и выражалась в расхищении продовольственных запасов, сведении личных счетов, убийствах». Тем не менее циркуляр гласил, что «особых мер по отношению к пассивным и рядовым участникам „красного бандитизма“ применяться не должно». А вот с другими бандитами – «бывшими членами партии анархистов, эсеров всех оттенков» и принимавшими участие в акциях со своекорыстными целями – следует обходиться иначе: они «должны понести суровую кару, вплоть до расстрела»[2793].

Вот хроника протестов коммунистов против наказания виновников бандитизма, цитируемая по закрытой брошюре Павлуновского, выпущенной весной 1922 года для информирования верхов:

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

100 знаменитых сражений
100 знаменитых сражений

Как правило, крупные сражения становились ярчайшими страницами мировой истории. Они воспевались писателями, поэтами, художниками и историками, прославлявшими мужество воинов и хитрость полководцев, восхищавшимися грандиозным размахом баталий… Однако есть и другая сторона. От болезней и голода умирали оставленные кормильцами семьи, мирные жители трудились в поте лица, чтобы обеспечить армию едой, одеждой и боеприпасами, правители бросали свои столицы… История знает немало сражений, которые решали дальнейшую судьбу огромных территорий и целых народов на долгое время вперед. Но было и немало таких, единственным результатом которых было множество погибших, раненых и пленных и выжженная земля. В этой книге описаны 100 сражений, которые считаются некими переломными моментами в истории, или же интересны тем, что явили миру новую военную технику или тактику, или же те, что неразрывно связаны с именами выдающихся полководцев.…А вообще-то следует признать, что истории окрашены в красный цвет, а «романтика» кажется совершенно неуместным словом, когда речь идет о массовых убийствах в сжатые сроки – о «великих сражениях».

Владислав Леонидович Карнацевич

Военная история / Военное дело: прочее
«Смертное поле»
«Смертное поле»

«Смертное поле» — так фронтовики Великой Отечественной называли нейтральную полосу между своими и немецкими окопами, где за каждый клочок земли, перепаханной танками, изрытой минами и снарядами, обильно политой кровью, приходилось платить сотнями, если не тысячами жизней. В годы войны вся Россия стала таким «смертным полем» — к западу от Москвы трудно найти место, не оскверненное смертью: вся наша земля, как и наша Великая Победа, густо замешена на железе и крови…Эта пронзительная книга — исповедь выживших в самой страшной войне от начала времен: танкиста, чудом уцелевшего в мясорубке 1941 года, пехотинца и бронебойщика, артиллериста и зенитчика, разведчика и десантника. От их простых, без надрыва и пафоса, рассказов о фронте, о боях и потерях, о жизни и смерти на передовой — мороз по коже и комок в горле. Это подлинная «окопная правда», так не похожая на штабную, парадную, «генеральскую». Беспощадная правда о кровавой солдатской страде на бесчисленных «смертных полях» войны.

Владимир Николаевич Першанин

Биографии и Мемуары / Военная история / Проза / Военная проза / Документальное