Красные пианисты

Роберт проводил в Кюлюнгсборне свой отпуск. К концу отпуска, уже томясь от безделья, решил заглянуть на пеленгационную станцию, подчиненную абверу. Начальник станции обер-лейтенант Кизельринг, расхваливая работу своих радистов, хвалил таким образом и себя. Особенно он выделял Эрвина Шумахера, «математика». Шумахер выследил вражеские передатчики даже на территории Швейцарии.

При слове «Швейцария» Роберт насторожился. Там был Люци.

— Удалось ли расшифровать радиограммы, которые идут из Швейцарии? — как бы между прочим поинтересовался он.

— Этого я не знаю, господин майор. Этим занимаются ребята на Мантейхатенплац.

«Надо будет попробовать это выяснить», — подумал майор.

— Ну-ка, покажите мне своего «математика», так, кажется, вы называете ефрейтора Шумахера?

Когда ефрейтор прибыл, майор попросил Кизельринга оставить их вдвоем.

— Садитесь, ефрейтор. С какого курса университета вас взяли в армию?

Начался разговор. Мало-помалу Роберт выяснил для себя, что представляет собой Шумахер. Ефрейтор принадлежал к интеллигентной семье. Редко кто из интеллигентов стал правоверным нацистом. И Эрвин таким не был. Наблюдательный майор обратил внимание, казалось бы, на такую мелочь: войдя в помещение, где сидел майор, ефрейтор приложил руку к пилотке, а не вскинул ее в нацистском приветствии. Конечно, не все те, кто вскидывал руку, были правоверными нацистами, но все же…

В разговоре с ефрейтором майор все больше убеждался, что Шумахер как раз тот человек, который ему нужен.

— Хотели бы вы работать вместе со мной в ставке фюрера? — спросил майор. И тут же добавил: — Вы, конечно, понимаете, что я мог вас об этом и не спрашивать.

И тут неожиданно ефрейтор замялся с ответом.

— Конечно, работать с вами, господин майор… в ставке фюрера, так почетно…

Было ясно, что ефрейтор не очень хочет перебираться в ставку. Этого майор не ожидал. С одной стороны, такая реакция вполне устраивала Роберта и еще больше убеждала его в том, что Шумахер далек от того, чтобы поклоняться идолам национал-социализма. Но с другой?.. В ставке просто условия лучшие, и об этом не может не догадываться Шумахер.

— Если вы не хотите, будем считать, что между нами не было никакого разговора.

— Нет, не то что я не хочу, господин майор, но есть одно обстоятельство…

— Какое же это обстоятельство? — перебил майор Штейер.

— Видите ли, господин майор, у меня здесь невеста.

— Где здесь?

— В Кюлюнгсборне. Она работает в госпитале.

— Она военнослужащая?

— Так точно, господин майор.

— Врач?

— Нет, медсестра.

— Тогда считайте, что вопрос решен. В лазарете для офицеров в ставке нужны опытные медсестры. А начальник лазарета подполковник медицинской службы Рунге — мой друг.

— Господин майор, если вы это сделаете, я век буду вам благодарен…

Через две недели ефрейтор Эрвин Шумахер и его «медичка» Микки прибыли на новое место службы, в ставку, под Растенбург.

Все радиограммы адмирала Брюкнера передавал Шумахеру Роберт.

Радиограммы шли под номерами и фиксировались в журнале. Но были и такие, которые не попадали в журнал. Учет таких радиограмм должен был вести сам майор. Под маркой таких радиограмм он передавал Шумахеру и свои радиограммы, зашифрованные специальным кодом. Шумахер послушно выполнял все указания майора и не проявлял излишнего любопытства, что вполне устраивало Роберта.

Как только он узнал, что в Швейцарии засечены нелегальные передатчики, то сообщил об этом Люци и поменял кодовую книгу.

Запросы из Швейцарии майор принимал на приемник, вмонтированный в панель приборов на его «вандерере». Приемник был специально переделан. Кроме обычных диапазонов в него вмонтировали схему для приема коротких волн, на которых работала рация Рудольфа Рёсслера.

Он мог принимать передачи и без дополнительной антенны. Но слышимость была не всегда хорошей. Чаще всего во время приема майор выезжал в лес, где выбрасывал дополнительную антенну, моток тонкой проволоки, соединенный с автомобильной антенной.

Глава пятнадцатая

Карл Беккерт с трудом поднялся на третий этаж. Приступ тяжелого кашля сотрясал его худое тело. Беккерт никогда не был склонен к полноте. Болезнь его иссушила.

Копков, который встретил его в коридоре, посмотрел на него как на выходца с того света. Никто из его сослуживцев не думал, что он притащится сюда после санатория.

Открыв своим ключом дверь в кабинет, Беккерт прошаркал к окну и распахнул его. Застоявшийся воздух стал редеть, с улицы вливался густой, напоенный запахом цветущих деревьев, свежий поток.

Беккерт присел на кожаный диван неподалеку от окна и закрыл глаза. Постепенно дыхание восстанавливалось и головокружение прекращалось.

При входе в здание он столкнулся со Старым Гюнтером, истопником. На его попечении, перед тем как отправиться в больницу, а потом в санаторий в Кюлюнгсборн, он оставил свою канарейку.

— Мойн[22], Гюнтер! Как поживает моя птичка?

— Мойн, мойн, герр Беккерт! — У Гюнтера для его лет были на редкость хорошие, зубы, но слух стал неважным.

— Как поживает моя птичка? — громче повторил Карл.

— Аллес ин орнунг! (Все в порядке!)

— Притащи ее наверх.

— Яволь.