К вечеру схватки затихли. Подступы к городу были по-прежнему надёжно прикрыты поредевшими, но не дрогнувшими спартанскими войсками, а за ними на улицах стояли эномотии стариков, благодаривших Ареса за возможность найти достойную смерть в бою, и агелы подростков, жаждущих проявить храбрость. Каждый дом готов к обороне и превращён в маленькую крепость.
Эпаминонд, внешне невозмутимый как обычно, объезжал места приступа. Задача дня не выполнена, но потери спартиатов велики. Ещё пара штурмов, и живая ограда Спарты перестанет существовать. Для этого потребуется два-три дня и ещё столько же — на бои в городе. Далее последует торжество победителей и неизбежно связанный с ним упадок боеспособности.
Между тем секретные береговые наблюдательные посты докладывают о приближении афинского флота с мощными сухопутными силами на борту к берегам Пелопоннеса. Ификрат беспрепятственно высадит свои силы, перережет коммуникации и обложит фиванскую армию в Спарте, прежде чем он, Эпаминонд, успеет что-либо предпринять.
Положение станет тяжёлым, а если город к этому времени не будет взят, то почти безнадёжным.
Почему не удалось добиться сокрушения противника, почему здесь не удалось то, что так удачно получилось при Левктрах? Ведь необходимое количественное превосходство было достигнуто во всех пунктах штурма.
Очевидно, спартиатам помогает близость родного города, сообщая им небывалую стойкость, да и командует ими старый лев Агесилай, а не Клеомброт. Главное же в том, что в рядах фиванцев на этот раз не было Пелопида, умевшего внушить войскам всесокрушающую волю к победе. Беотарх принял решение...
— Я хочу, — говорил он командирам на ночном совещании, — чтобы каждый из вас хорошо понял сам и объяснил воинам, что урон, нанесённый Спарте, невосполним, но близость родных очагов ещё питает врага силой, как Земля Антея. Геракл оторвал титана от Земли, лишил тем самым источника силы и задушил своими мощными руками. Так и мы поступим с противником, заставив его отдалиться от Спарты.
Краткости и чёткости последовавших затем распоряжений позавидовал бы и сам Агесилай.
Спартиаты провели тревожную ночь, и не сразу поверили в то, что гроза, едва не разорившая город, кажется, миновала. Лишь во второй половине дня командующий убедился в том, что противник снялся и движется обратно к Тегеям.
Люди потянулись в храмы приносить благодарственные жертвы, эномотии старых бойцов рассыпались по домам.
Агесилай, прибыв в город, начал распоряжаться так, словно он был единовластным правителем, не обращая внимания ни на эфоров, ни на притихшую Герусию. Люди слушались его беспрекословно, понимая, от кого зависит сейчас всеобщее спасение.
Архонт узнал, что царь тотчас же справился об Эгерсиде и выказал редкую вспышку гнева, узнав о гибели полемарха: только наступление фиванцев помешало ему учинить строгое расследование. Поликрат не боялся дознания, но всё же решил сейчас не показываться на глаза царю и превратился на время в простого эномотарха, возглавив несколько десятков доживавших свой век на покое седых бойцов. Вместе с ними стоял он на окраине города, готовый к бою с фиванцами, и провёл всю ночь у костра, не снимая доспехов.
Поликрат едва простился со своими бойцами, как на выдвинутую к городской окраине заставу прибыл взволнованный архонт Евтих и поведал, что Агесилай намерен выступить вслед за фиванцами сразу же, как только войска будут готовы, но ещё раз обещал разобраться со всеми, кто причастен к гибели его любимца Эгерсида, интересовался судьбой дочери полемарха и грозил суровым наказанием Лисиклу, покинувшему своё подразделение накануне битвы за Спарту.
Поликрат успокоил Евтиха, наскоро объяснив линию поведения, и предложил вместе осмотреть места недавних боев. Тот отказался, сославшись на неотложные дела.
Голос чужой, хриплый и слабый, совсем не похож на недавние предгрозовые раскаты. Раб, сопровождавший хозяина, быстро подскочил, помог снять панцирь и взобраться на смирного коня. Впрочем, уже не раб — сегодня ночью архонт собственноручно сломал его ошейник, и здоровенный детина был готов грудью заслонять хозяина от фиванских копий.
Вот и мастерские, вернее то, что от них осталось. Бесследно исчезло всё, что могло быть унесено, стены и горны разрушены до самых фундаментов. Архонт лишь покачал головой. Тяжёлый удар. Сколько золота и сил потребуется на восстановление эргастериев, дававших отличное оружие и немалые доходы?
Его эргастерии... Прилично ли скорбеть по мастерским и деньгам, если закон запрещает оплакивать павших в бою близких? Тянутся мимо бесконечные вереницы носилок из окровавленных щитов и копий с телами погибших спартиатов. Большинство без доспехов — их сорвал противник.
Какие потери! Рядом с носилками бредут родственники убитых. Пока ещё не слышно женских рыданий, но и никто не радуется по поводу славной кончины близкого человека. Что-то сломалось внутри Спарты, вдруг ощутил архонт, никогда не стать ей прежней.