Красные плащи

...Пробежав полторы-две сотни шагов, Ксандр резко свернул с дороги. Тугие ветви вечнозелёных кустарников больно хлестали, царапали тело, рвали хитон. Затем стало легче — пространство меж старыми грабами было свободно от цепкой поросли. Мальчик уже осознал, что погони нет, но заставить себя перейти на шаг не мог.

Споткнувшись о корень, упал, выставив вперёд ладони, перекатился через бок и оказался в выемке, заполненной жухлыми листьями. Присел, часто дыша, не чувствуя боли в ушибленном локте. По мере того как дыхание восстанавливалось, сознание необратимости потерь вошло в сердце глубокой пронзительной болью, заставив сжаться в комок и забиться в судорожных рыданиях.

Часть вторая ЛЕВКТРЫ

I

— Почтенный Никерат, я заплачу всю оговорённую сумму сполна, но за следующую партию товара никак не смогу дать больше.

Купец Мидон, маленький, круглый, чернобородый, подвижный, как ртуть, бегал, взволнованно размахивая руками, но небольшой комнате на втором этаже таверны.

— Посуди сам, чего стоит переправить его в Африку кто только сейчас не промышляет пиратством! А какие цены заламывают судовладельцы! Я просто не знаю, зачем работаю — прибыли никакой, одни убытки!

— Уж не хочешь ли ты, чтобы хозяин поискал другого покупателя? — спросил Никерат, уловив момент, когда купец, подскочив к столу, в два глотка осушил стоявшую на нём чашу.

Мидон поперхнулся, недопитое вино брызнуло изо рта:

— Я слишком ценю достойного Поликрата, чтобы доставлять ему трудности. Кто сейчас купит в Спарте всё, что производит его эргастерий[72]? Только малую часть. Эфоры зорко следят, чтобы оружие из лаконской стали не ушло к соседям — ведь оттуда оно пойдёт прямо к фиванцам! Можно продать в Азию, Африку или, скажем, в Италию, да только мало кто рискнёт дальним морским переходом! Разве что такой ненормальный, как я, клянусь собакой! А представь убытки благородного Поликрата, пока ты будешь искать нового покупателя! Ведь не всякий подойдёт — нужен человек дельный, честный...

С этим купцом всегда так: доведёт до головной боли, но потом уступит — правда, самую малость, ровно столько, чтобы Поликрат не очень сердился и не срывал гнева на своём доверенном вольноотпущеннике. Надо признать, сотрудничество с ним приносило постоянную, почти неизменную прибыль, и не было случая, чтобы Мидон подвёл.

Закончив дела, оба — крупный тяжёлый Пикерат и коротышка купец вышли из душной таверны близ полного суеты и шума порта. Какие богатства стекаются сюда со всей Ойкумены! Затем они разойдутся по Элладе, но оставят здесь, в Коринфе, свой золотой осадок.

Никерат отправился к веренице тяжело груженных повозок, а купец спустился к стоявшим у причала судам. Мидон и Никерат не стали дожидаться окончания погрузки и удалились в контору для окончательного расчёта.

Закончив дела, Мидон шёл мимо храмов и общественных зданий, сверкающих белизной мрамора, украшенных колоннами и статуями. Около одного прилавка с различными поделками он остановился. Покрутив в руках то одну вещицу, то другую, Мидон наконец выбрал изящную серебряную статуэтку отдыхающего Гермеса.

— Хочешь, дам один дарик[73], — спросил Мидон лоточника.

— Тогда он, — указал торговец на статуэтку бога торговли, — обидится на меня. Дай два.

— Ни по твоему, ни по моему, — купец сунул руку в кошель, — у меня как раз два дарика... Но не совсем полных! — На его ладони появились две монеты с причудливо надломленными краями. — Здесь как раз на полтора дарика золота. Возьми их — и Гермес будет доволен нами обоими!

Торговец прикинул вес монет на руке, попробовал на зуб: хорошо, пусть будет так.

Купец почтительно опустил изображение бога-покровителя в пришитый с внутренней стороны плаща карман и отправился дальше. Лоточник тоже недолго нахваливал свой товар и, свернув торговлю, заковылял, петляя, к южной окраине Коринфа.

— Вот взгляни, — протянул он дарики хозяину ничем не примечательной гончарной мастерской, — похоже, те самые, о которых ты говорил.

Тот, бросив круг с недоделанным фиалом, приложил два кусочка золота к изломам монет:

— Да, это симболон. Вот тебе вместо них два полновесных дарика.

Оставшись один, гончар запер дверь, вооружился остро заточенной камышинкой, крохотным алабастром с сепией[74] и принялся что-то писать на узкой ленточке тончайшего пергамента, явно предназначенного для голубиной лапки.

— Судно выйдет завтра, — шептали его довольно улыбавшиеся губы, — там оружия на несколько сотен гоплитов! Его встретят в условном месте. Пусть лаконская сталь послужит фиванским воинам!