…— Я вчера вечером взял это дело из архива, чтобы пересмотреть. На глаза мне попались показания жены… Она утверждает, что тот был ей неверен. В прошлом году на октябрьской демонстрации…» (там «прошлый» — 1977-й!) «…она увидела его с какой-то незнакомой женщиной… стала пристальнее следить за ним, рылась в ящиках его стола, когда он уходил в Водный институт, но ничего не находила, и это всё больше и больше озлобляло её. А где-то с середины декабря она стала находить у него в бумагах чистые листы чертёжной бумаги, пронумерованные по углам… Сначала она не обращала никакого внимания, но потом обнаружила флакон с прозрачной жидкостью, на внутренней стороне пробки которого была укреплена авторучка, как кисточка во флаконах с клеем, и догадалась, что это невидимые чернила, предназначенные для превращения этих листов в секретные документы. Потом она заметила, как он растворяет едкий натр, и сообразила, что надо смазать листы фенолфталеином, чтобы буквы стали видны…»
(Нет, кажется… тупик!
Не укладывался в лихо закрученный «шпионский» сюжет — отчаявшийся студент ровенского вуза! И — никакого образа «жены»!)
Но вот… Ромбов — или некто, названный Ромбовым…
«…на следующий день, 1 февраля, уже ожидал посадки на поезд, следующий недавно введённым рейсом Львов — Владивосток…
До поезда оставалось 10 минут. Ромбов вышел на перрон. Был холодный зимний вечер. С неба сыпал жёсткий сухой снег… В свете фонарей, освещающих перрон, казалось, что небо каждую секунду прочерчивают сотни ярких метеоров, изогнутых и попеременно вспыхивающих, как чёточные молнии или следы от трассирующих пуль. Зажмурившись, чтобы снежинки не попали в глаза, Ромбов посмотрел вверх. Облаками было закрыто не всё небо, но яркий свет фонарей не давал возможности рассмотреть слабые звёзды. Повернувшись к югу, Ромбов увидел только три ярких звезды и справа вверху — едва видимую четвёртую. Эти четыре звезды образовывали на небе большой неправильный четырёхугольник.