Красные щиты

Преступницу должны были на заре вывести из подвала. Накануне Тэли весь день не мог пробиться к князю, а к вечеру уже не хотел его видеть. Ночь Тэли провел, прислонясь к бревенчатой стене ратуши и прислушиваясь к тому, что там делалось внутри. Но ему почти ничего не было слышно. На заре Юдку со связанными веревкой руками повели за городскую стену. Там, по дороге в горы, есть поле, а посреди поля выложен круг из камней. Совсем небольшой круг — здоровый мужик мог бы перекинуть через него молот. А дальше по всему полю разбросаны камни поменьше, привезенные сюда в прадедовские времена; гладкие кругляши, такие, чтобы удобно было взрослому человеку в руку взять. К этому кругу и повели Юдку. Кастеляновы холуи подталкивали ее, пинали, когда она, теряя силы, начинала волочить ноги, будто раненая. Волосы падали ей на лоб, на щеки, она шла понурясь, но шла, и зря ее подгоняли — она еще тащила за собой этих болванов, уцепившихся за веревки, которыми у нее были скручены руки за спиной, тащила их, как вепрь тащит на себе гончих. Она шла, раскачиваясь из стороны в сторону, словно врезаясь в толщу воздуха. Толпа следовала за ней, глухо, настороженно гудя, готовая, как свора собак, по первому знаку накинуться на жертву. Духовенство проводило Юдку лишь до городской стены, у ворот все священники остановились, махая кропилами ей вслед. В толпе то и дело вспыхивали смешки и тут же гасли, как скрип окованных железом колес по песку. Тэли оборачивался, смотрел — кто там смеется, но не мог различить ни одного лица. В глазах у него туманилось. Дорога шла под уклон, и он все время видел Юдку, которая тащила за собой челядинцев и копейщиков, видел, как ее подгоняют древками копий, как все идут по дороге меж двумя рядами верб к страшному кругу, выложенному из камней. Оттуда видна река, а если обернуться — город, над которым сейчас подымаются розоватые облачка дыма. И вот дошли. Юдку развязали и грубо толкнули на середину круга. Она приподняла руки, машинально посмотрела на красные следы от веревки, потом сильным движением обеих рук откинула со лба каштановые кудри, глянула вперед. И словно сейчас только увидала она толпу, которая неотступно следовала за ней из города, толпу, сплошной стеной стоявшую у границы круга, обозначенной камнями. Глянула и изумилась: взор ее переходил с одного лица на другое, она видела всех этих людей — женщин, мужчин, подростков; у всех нижняя губа поджата, хищно поблескивают белые зубы, все не спускают с нее глаз, сжимая в руках камни. Звериный страх наполнил ее сапфировые очи, расширил темные зрачки. В изнеможении обернулась она назад — там, далеко внизу, струились зеленые холодные воды Вислы. Когда Юдка отвела взор от реки, в нем уже не было страха; скользнув поверх многоголовой толпы, он остановился на Сандомире. Тэли невольно посмотрел туда же и увидел объятый покоем город на высокой горе. Вставал погожий летний день, легкая дымка была пронизана светом, и белые стены замка, высившегося против костела, купались в лучах солнца. Тэли опять взглянул на Юдку — теперь на ее лице светилась улыбка, как в прежние времена. Она плавно подняла вверх обе руки, будто начиная торжественную пляску. И тут метко брошенный камень с силой ударил ее в грудь. Она еще выше вскинула руки и издала один лишь звук, резкое, пронзительное «И-и!», которое, как стрела, вонзилось в утренний воздух. Глаза ее подернулись томной поволокой, высоко поднятые брови поползли вниз, потом опустились веки, в страдальческом изломе поникли уголки рта, словно крылья птицы, и улыбка исчезла с лица. Медленно согнувшись, Юдка упала ничком на землю, и град камней обрушился на нее, превращая ее тело в кровавое месиво. Ужасающий рев прокатился по толпе, и вскоре над Юдкой вырос холмик из камней.

Тэли молча поворотил к городу, пересек его из конца в конец, глядя перед собой невидящими глазами, и, выйдя через противоположные ворота, зашагал по курившейся пылью дороге. Он сам не помнил, когда и как переправился через Вислу. Ровным твердым шагом шел он к Кракову, нигде не сворачивая.

День был великолепный. Солнце стояло еще невысоко, но припекало изрядно, по лицу Тэли струился пот. За выкорчеванными участками начинались поля. Их теперь вспахивали с осени. Бабье лето застилало черные борозды тучных паров, отливая под солнцем голубизною, как будто небо спустилось на землю. Кое-где голый до пояса смерд понукал малорослую русскую лошадку, налегая на рукояти сохи, которая раздирала стерню, а порою вгрызалась сошником в еще не тронутую целину. По обочинам веками исхоженной дороги тянулись густые заросли бурьянов, торчали высокие зеленые стебли и лопухи, достигшие к осени исполинских размеров. После утреннего тумана на листьях осели серебристые капельки; когда Тэли случайно задевал за лопухи рукою, капельки дождем сыпались на землю, но он этого не замечал.