— Ничего не просто так. Это обмен, — тут же возразила девочка.
— И на что же ты менялась?
— Провела с ним день и ночь, — последовал невозмутимый ответ.
— Чем ты с ним занималась? — в бешенстве зарычал он.
— Любовью. — Тоже сказано без тени смущения.
Ну вот он и услышал то, чего больше всего боялся. Боялся так, что гнал эти мысли из головы. Его страшил прежде всего урон, который будет нанесён ему самому. И всё же это случилось. Его маленькое произведение искусства, его сокровище! Словно ухнув в раскрывшуюся в душе пропасть, он сокрушённо прошептал:
— Неужели ты такая дешёвка? За фотоаппарат?
Уголки её рта вздёрнулись, и она неспешно проговорила:
— А тебе не всё равно? Ты ведь тоже, наверное, шёл на сделки, которые и фотоаппарата не стоили. Ничего постыдного, заработано своим трудом, разве не так?
Он умолк, глядя на неё: нет, это не пятнадцатилетняя девочка. Видимо, он совершил ошибку, и скорее всего ещё тогда, когда взял её за руку и увёл с собой. Ведь, по сути дела, она — его отражение. В девочке он разглядел себя самого. Вот, наверное, почему при первой встрече с ней в глаза ударил слепящий, режущий глаза свет. Раз она — его отражение, она и отражает всё резкое и неприятное в нём самом.
Наконец он понял, что, жалея эту девочку, он всегда жалел себя самого. Холодная кровь иногда заставляла ощущать в себе пустоту, невозможность вести с собой диалог, поддерживать общение, и всё из-за того, что он такое чудовище, которое ничем не прошибёшь. Он нашёл её, впустил в свою жизнь, а по сути дела нашёл ещё одного абсолютно лишённого тепла человека, такого же, как и он сам. Они противостояли друг другу, как две стены, от которых веяло холодом, и в ней он слышал отголоски самого себя. Поэтому и не получалось пробиться к ней, нанести ей вред. Ведь она могла обратить это против него самого.
Он горестно покачал головой. Она ещё стоит перед ним, его девочка, стоит нетвёрдо. Переносит весь вес на одну ногу, вот её и перекашивает. Сирота она сызмальства, эта девчушка. Не было у неё родителей, которые научили бы, как стоять правильно. Никому не нужная былинка, дичок, растущий где попало, никаких правил и норм. Ну как сделать её такой, как все, если она его подобие? А он-то считал, что она сможет стать похожей на обычную девочку, если давать ей всё подряд. Судя по всему, и тут его постигла неудача.
Напрочь расстроенный, он вернулся к себе и закрыл дверь. Но услышав раздавшееся в её комнате пение, как и прежде, не удержался, чтобы не взглянуть на неё. Напевая, она возилась с новым фотоаппаратом и снимала себя в кокетливых позах. То губки надует, то волосы взлохматит, то вытаращит глаза. Затем повытаскивала из шкафа красные туфли. Всё, что у неё были. Расставила на полу, будто улов рыбы разложила сушить под палящим солнцем. Сначала фотографировала их, затем надевала и снимала у себя на ногах. Без конца прыгала от одной пары к другой, и на лице её светилась радость.
Он улёгся, завернувшись с головой. Напев звучал и звучал, как ария героини-соблазнительницы из пекинской оперы, и скрыться от него было некуда.
Глава 6
Когда он проснулся, девочки уже не было. По полу разбросаны туфли, всевозможные туфли красного цвета. Они словно рассветная дымка, от которой кружится голова, а если подойти поближе, начинаешь задыхаться. В комнате всё вроде как прежде. Только нет девочки и нет красных туфель её матери. Она взяла их с собой. Обведя взглядом комнату, он заметил на столе клочок бумаги. Подняв его, прочёл: «Я уехала фотографировать довольно далеко. Где, сообщу, приезжай за мной».
Вообще-то ему уже приходило в голову, что девочка в конце концов покинет его. Как птенец, которого выкормил, взмахнёт крыльями и улетит. Вот он и расстроился.
Но слов «приезжай за мной» в самом конце было достаточно, чтобы бесконечно растрогать, вселить надежду. По крайней мере, они заставили поверить, что это всё ещё его птенчик, что она лишь вылетела порезвиться и непременно вернётся.
С сигаретой в зубах он уселся на веранде, глядя на поднимающееся солнце и чувствуя себя опустошённым. Не надо готовить девочке завтрак, ехать за рыбой и овощами. Больше не взглянешь на неё через стекло, не увидишь, как она переодевается, как выглядывает её очаровательный, похожий на пёрышко шрам.