Красные туфельки (Сборник произведений молодых китайских писателей)

Я долго объяснял, но он не понял, однако не сдавался и всё пытался разведать, что конкретно я буду делать после окончания универа. Он мне надоел, и я сказал:

— Бывший староста нашего факультета, который был самым успешным, сейчас — председатель страны.

— Понятно-понятно, — рассмеялся он. — А ты? Не может быть, чтоб ты тоже собирался стать председателем КНР?

— Я хочу быть художником, — впервые я сказал об этом постороннему, это было так приятно.

— Я люблю искусство, всё время этим занимаюсь, уже столько фотоальбомов собрал. — Опасаясь, что я не верю, он взглянул на меня и продолжил: — После вынесения смертного приговора он не обязательно сразу же приводится в исполнение, ты ведь знаешь?

— В этом году узнал, что существует процедура проверки и утверждения.

— Да, но когда придут результаты, никто не знает. Иногда — через месяц, а иногда ждут по три-пять лет в надежде, что смертный приговор заменят на пожизненное. Часть моей работы — объявить преступнику, что пришли результаты проверки. Потом я делаю паузу, это самая последняя тревога: может, проверку не прошёл и временно отложили исполнение приговора, а может, прошёл, всё — смертная казнь. Они с нетерпением во все глаза смотрят на меня. У некоторых результат проверки — смертная казнь, и я сразу фотографирую выражение их лица в этот миг. Реакция самая разная — слёзы, смех, боль, даже обморок. Но выражение лица у всех одинаковое — разочарование.

— Это несколько жестоко.

— Что именно? Сообщать или фотографировать?

— Всё! Вы вешаете фотоаппарат на шею, готовитесь и потом им сообщаете?

— Они были более жестоки, когда убивали.

Я достал сигарету, предложил ему. Он ответил, что завязал, дочь не разрешает курить. Слегка опустив стекло, он сказал, чтобы я не стеснялся. Я затянулся, стало полегче, уняв дрожь в голосе, я спросил:

— Вчера вечером, когда ты сообщал моему отчиму, тоже сделал фото?

— Он — исключение, ведь он же глухой, поэтому может лишь читать приговор на бумаге, голова всё время вниз опущена. А когда голову поднял, момент ушёл. Это уже не искусство!

Сжав в пальцах сигарету, я начал грызть ногти:

— Когда приговор приведут в исполнение?

— В восьмой день первого месяца, в первый рабочий день.

— Но вы же и в Новый год работаете?

— Конечно! Отдыхаем по очереди, из семи-восьми выходных дней я отдыхаю два и тридцатого числа буду здесь! — Он покачал головой. — Но ты можешь приезжать когда захочешь, даже если меня не будет, я поговорю с тем, кто будет дежурить.

— Спасибо! Всё, что я могу, — это почаще навещать его. Я говорил инспектору Ли, у меня даже на похороны денег нет. Совсем я никчёмный.

— Ну ты же всего лишь студент.

— Я сначала хотел продать квартиру, но никто не покупает, так как она — в доме для немых. Там пахнет смертью, я не хочу там жить. — Я горько рассмеялся. — А что сделают с телом?

Фу Жуй ушёл в свои мысли и не обратил внимания на мои слова. Я повторил:

— Вы его кремируете?

Он обернулся и поделился сомнением:

— Я вот думаю: можно или нет?

— Что?

— Сегодня утром старина Аи говорил о деле твоего отчима, что не пройдёт и нескольких дней, и надо будет позаботиться о нём, чтобы он спокойно ушёл. Как правило, в это время преступник должен сидеть в одиночной камере, и я не делал никаких перестановок. Но так как твой отец глухонемой, должен быть человек, который передавал бы ему слова. Если запереть его в одиночке, в абсолютной тишине, то, если он умрёт, я и не узнаю.

— Спасибо вам!

— Теперь я понял: дело верное. Что ты только что говорил?

— Я спрашивал, что делать с похоронами.

Он снизил скорость, посмотрел на меня:

— Юй Лэ уже подписал согласие на пожертвование тела.

— Сердца, роговицы и тому подобное? Чтобы помочь другим обрести новую жизнь?

— Нет, это донорство органов. А его положат в раствор формалина и передадут университету для анатомической практики.

При мысли о том, как толпа студентов-медиков будет резать тело отчима, подступила тошнота. После того как машина остановилась, я проблевался у обочины, а потом сказал Фу Жую, чтобы тот уезжал: уже недалеко, я пройдусь, погуляю, подышу свежим воздухом. Он ответил:

— Тоже неплохо. А я сообщу Юй Лэ, пусть подготовится.

Желудок совсем взбунтовался, учитывая похмелье после вчерашнего. Когда я съел печёного сладкого картофеля, стало намного лучше. Я двинулся по тропинке, прямо по снегу, и через полчаса дошёл до тюрьмы. Фу Жуй уже ждал меня в холле. Потирая руки, он сказал, чтобы я сперва отогрелся. Я взглянул на часы — было уже почти три — и спросил, можно ли увидеть отчима.

— Можно. — Он всё мялся. — Я только что узнал, он не хочет тебя видеть.

— Не встретится со мной?

— Мы ему написали о тебе, а он в ответ всего три слова: «Не хочу видеть». Мы спросили: когда встретитесь? Он ответил: «Никогда!» Хочешь взглянуть на ту бумагу?

— Не надо, не надо. — Я вдохнул, не зная, как поступить. — Но я ведь специально приехал из Пекина. Я не смогу забрать тело, да ещё и повидаться не получится?

Фу Жуй продолжал тереть руки:

— Обогрейся немного и проводи меня.