Красные туфельки (Сборник произведений молодых китайских писателей)

— Как его зовут? Цуй Ли? Тот самый Lee Choi с выставки? Три картины из серии «Благородство»? Благородство и красота? Я давно должен был понять, почему ты так разволновалась в тот день! Тань Синь, ты что, мать твою, правда думаешь, что выйдешь замуж за «Благородство»?

— Ты можешь не ругаться?

Вынув зажигалку и закурив, я решил: если Цуй Ли захочет меня выгнать, то я всё ему выложу, мало не покажется. Несколько студентов оглянулись на меня с осуждением. Цуй Ли взглянул в нашу сторону, но сделал вид, что ничего не происходит, и продолжал читать лекцию. Точно, Тань Синь сказала правду.

— Он знает о нас?

— Знает. Он хочет, чтоб я была с тобой, шла с тобой по жизни… Нерушимый, словно горы, брачный союз? Сто лет вместе? Любовь на веки вечные? Как бы там ни было, он не хочет брать меня с собой, ему стыдно, что он, старик, который скоро станет немощным, заберёт с собой девушку на сорок лет моложе. Одной фразой я задела его за живое: «Ты будешь бояться одиночества перед смертью, на самом деле ты надеешься умереть в моих объятьях». Ты всё-таки не понимаешь меня, да, Сюй Цзямин?

— А что говорят твои родители?

— Они не знают, для них я всего лишь еду учиться в Америку и буду ассистенткой.

— Ну никак не понять, почему я такой невезучий, как мог влюбиться в такую странную девушку?

— Я знаю, что именно мне нужно, счастье — это то, к чему стремятся лишь обыватели, которые не понимают, чем хотят заниматься в этой жизни.

— Немного запутанно, повтори ещё раз.

— Ты обдумай на досуге, я знаю: так будет лучше, будет просто прекрасно.

Я так растерялся, что даже заикаться стал:

— А почему же ты в тот день с подругой, как её там, пошла со мной знакомиться?

— Она меня уговорила, так как была против того, чтобы я уезжала с Цуй Ли, она считает, что я должна больше общаться с такими молодыми людьми, как ты. Я познакомилась с тобой, ты — уникальный.

Я встал, бросил окурок на пол и затоптал его. Тань Синь удержала меня за полу, спросила, что я намерен делать. Я покачал головой, так как и сам не знал. Так надеялся, что Цуй Ли произнесёт: «Юноша, сядьте!» Тогда я выругался бы во весь голос: «Е… л я твою мать! Но я желаю вам счастья! Хотя нет, счастье — это же переживание, к которому стремятся обыватели, поэтому желаю вам благородства!»

Никому не было до меня дела, я пробрался к выходу, выглянул в окно: там шёл снег, самый красивый сезон закончился. Я уже увидел, как выхожу в эту дверь, пересекаю двор Академии художеств, иду на запад, выхожу на улицу Ситучэн; я знал, что теперь меня окружат весна, лето, осень и зима, они будут идти со мной до дома, провожая самый важный год моей молодости. Когда мне было двадцать два, я жил плохо, возможно, я жил плохо всегда.

11

Накануне Нового года я одного за другим провожал своих однокурсников на вокзал, судя по всему, мне предстояло встретить его в одиночестве. Сначала мне приходилось тяжело, а потом я привык, что нет дома, куда можно было бы вернуться. Каждый день я лежал на верхней полке двухъярусной кровати, читал и писал письма. Я написал ответ на все письма отчима за более чем полгода, потом выбрал самый холодный и отправил ему. Я часто думал, что когда получу его следующее письмо, то отправлю ему все остальные, а перед его смертью скажу, что всё-таки люблю его. Но он больше не писал, а я никак не решался сделать первый шаг.

В канун Нового года я с трудом выбрался на улицу, чтобы пройтись по магазинам и купить новогодние украшения, хотя я и был один, но праздник следовало отметить как положено. Сюй Цзямин, даже если ты никому не нужен, всё равно должен с улыбкой идти вперёд. Но только я вышел за дверь, как тут же пожалел: зима в Пекине отличалась от сухого и холодного Северо-Восточного Китая: спереди налетали порывы ледяного ветра, несущегося на юг, делали два круга внутри моего тела и со свистом вылетали сзади. На обратном пути ветер дул так, что на глазах выступили слёзы, и я просто рыдал, идя против ветра.