Красные туфельки (Сборник произведений молодых китайских писателей)

На следующий день рыбаки взяли нас в море, а после обеда я продолжал наблюдать за тем, как она всё так же молча вяжет. Я мог бы провести, не говоря ни слова, много времени, но не выдержал:

— Ты так похожа на мою мачеху: выйдя замуж за немого, ты, как и она, нашла бы себе занятие в удовольствие.

Она подняла голову, прикусив губу, и спросила:

— Мачеха, отчим… Давай поговорим о тебе. Расскажи о своей жизни, как если бы это был последний день.

Я начал рассказ с ребёнка, родившегося после смерти родного отца, поведал о своей матери, об отце, который чуть на ней не женился, о дедушке, об отчиме, а потом и о мачехе, а ещё о Цянь Цзиньсяне. И напоследок я сообщил ей самые свежие новости:

— Юй Лэ никого не убивал, он был законопослушным гражданином.

— А как же трое убитых им подельников?

— Юй Лэ сказал, что они были осуждены на смертную казнь, заслуживали смерти. Я думаю, он рассуждал так: я никого не убивал, поэтому должен жить, а те люди — убийцы; и хотя он сбежал с ними вместе, должен привести приговор в исполнение, должен стать судьёй палачом.

Тань Синь посмотрела на морские волны вдали, пытаясь представить, что довелось пережить Юй Лэ. Обернувшись, она сказала:

— Твой отчим — хороший человек, он человек с принципами.

— Я собираюсь на днях поехать в Синьцзян, чтобы найти его, но что я ему скажу? Что его напрасно обидели? Твой муж когда-то говорил, что он мне обязан, я тоже скажу Юй Лэ: отец, я так тебе обязан!

После дневного сна Цуй Цзямин потащил меня играть в футбол, но я отказался:

— Дядя устал, отдохну немного и пойдём.

Мальчик, нахмурившись, ответил, что я вру и совсем не устал, а просто хочу поболтать с его мамой.

— Цзямин! — прикрикнула на него Тань Синь. — Ты как разговариваешь с дядей!

Он настаивал, по-прежнему хмурясь:

— Он врёт!

— Ты будешь вести себя вежливо? — Она толкнула сына, а тот, воспользовавшись этим, упал на землю и остался лежать. — Вставай и извинись перед дядей!

Цзямин сел, не двигаясь и глядя на меня, затем сплюнул сквозь зубы. У меня увлажнились глаза:

— Он и правда мой сын!

— Конечно! А ты сомневался? — сказала она, сдвинув брови, в этом они с Цзямином были похожи. — Ты не представляешь, какой он сильный! Когда умер его отец, он понял, как мне тяжело отвечать на вопросы о нём, поэтому он терпел и, как бы ни хотелось, не задавал никаких вопросов.

— Когда я в детстве чувствовал себя обиженным, тоже не плакал, а плевался — это были словно плевки-слёзы.

Тань Синь обняла Цзямина, поцеловала, уткнулась лицом в волосы на затылке и заплакала. Мне стало неудобно, я подал мальчику мизинец в знак примирения и, взяв мяч, пошёл на пляж.

Вечером я сказал Тань Синь:

— Давай я буду растить нашего ребёнка. У меня сейчас неплохой доход, и, хотя он не сравнится с тем, что оставил тебе Цуй Ли, его хватит, чтобы дать Цзямину возможность учиться.

— Не надо. — Она, нагнувшись, разводила огонь и говорила, не поднимая головы. — Ты ведь скоро женишься. — Продолжая хлопотать на кухне, она вдруг обернулась: — Как ты можешь жениться на такой женщине?

— На какой?

— Как бы там ни было, она тебе не пара. Она же классическая меркантильная красотка! Таких в любом баре полно! Пойдёт за тобой, если у тебя есть деньги!

— Ну не знаю, но я правда люблю её. Я хочу на ней жениться, а она хочет выйти за меня замуж.

— Ты раньше говорил, что любишь меня, ну и что из того?

— Да ничего, я в то время любил тебя и хотел жениться, но ты вышла замуж за другого. — Я говорил, говорил и постепенно разозлился. — А ты никогда-никогда даже не говорила, что любишь меня. Ты это помнишь? Ты хотела, чтобы я ждал тебя всю жизнь до самой смерти, разве не так?

— Я же тогда тебе объяснила, что если когда-нибудь это и скажу, то буду полностью твоя.

— Тань Синь, давай не будем! Ты воспользовалась моим семенем, я для тебя, мать твою, — хряк-производитель! Ты разрушила практически десять лет моей жизни, что ты ещё от меня хочешь? — Я ткнул в неё пальцем. — Что значит «полностью твоя»? Не смеши меня, ты принадлежишь Цуй Ли! Я тебе не рассказывал, но это прав да, все эти годы перед глазами стоит картина: этот семидесятилетний старик лежит на тебе, пыхтит и изо всех своих слабых сил тебя трахает!

— Какой ты мерзкий!

— Кто мерзкий? А разве не так? Ты, Тань Синь, должна быть моей, Сюй Цзямина!

— Я не твоя и не его. Я тебе не говорила те три слова, и ему я никогда не говорила: «Я тебя люблю».

За ужином все трое молчали. Тань Синь принесла местное рисовое вино, со стуком поставила на стол, но так и не произнесла ни слова. Я открыл бутылку, выпил немного и налил ей стакан. Охмелев, я быстро провалился в сон. Через некоторое время я услышал, что она зашла в мою комнату, и почувствовал запах чего-то вкусного. Она левой рукой зажала мой нос, правой засунула еду мне в рот, тихо сказав:

— Больше похоже на наггетсы или картошку фри?

Я сел, но не успел дожевать первый кусок, как она положила мне в рот следующий.

— Ешь ещё, я целую кастрюлю приготовила.

— Меня не проведёшь, это же хайнаньская курица с рисом.

— Я сама приготовила, тут такое не купишь. Разве ты не хотел, чтобы я вернула тебе один раз в KFC?