Красные валеты. Как воспитывали чемпионов

— Две уже в кабине, — сообщаю я, — сбрасывай и эти туда же.

— Для них это эликсир жизни? — спрашивает Кайзер.

— Это хлеб, вода, рыбий жир и фрукты одновременно. Без неё жизнь в них замрёт.

— Значит, эликсир, — говорит Кайзер.

— И эликсир веры тоже!

— Они верят в водку? — спрашивает Кайзер,

— Да, сначала в водку, а после и во всё прочее!

Кайзер спрыгивает с машины. Мы собираем с земли морковь. Вроде чисто.

От нас разит пόтом и кислой морковной жижей. Ополаскиваемся тут же, возле стола. Неказистая раковина, ржаво-обколотая, но ёмкая и в достойной чистоте: есть где для себя фрукты и огурчики помыть.

— Поезжай, — приказывает шофёру капитан. — Путёвка у меня. Пеняй на себя.

Кайзер плечами залез под струю, намываю ему спину. Не удерживаюсь, оттягиваю брюки и пускаю пригоршню ледяной воды под живот. Не отплатит, Я уже вымылся.

— Ты что, психический? — Кайзер взбрыкивает задом.

— Юноша из знатной семьи устал, — шепчу я. — Не угодно ли освежиться?

Старшине не дают покоя наколки. Ему бы фресками заняться или древней наскальной живописью: любознательность так и прёт. Кайзер не выдерживает и поворачивается к свету. Старшина в восхищении — вся глыба мяса в движении:

— Этакую кобылу представить! Ведь глаз нужен! Какая ж!..

Кайзер ухмыляется. Мы натягиваем на мокрые плечи нательные рубашки, гимнастёрки.

— Как спишь, ровно? — спрашивает старшина, морщинясь улыбкой.

Где этому витязю ремень сыскали. Опоясать этакую утробу. Как говаривал Огарков: «Паря пудов на восемь».

— Вы о чём? — скромно осведомляется Кайзер.

Старшина пальцем-огурцом водит по своей груди. Девственно чиста эта гимнастёрка — лишь две сиротливые планочки медалей «За победу над Германией» и «За победу над Японией», но этими медалями награждали всех в армии, так сказать, за общий вклад в разгром врага. Кайзер с весёлым любопытством взирает на Кшикуна. У того вид сосредоточенный: дюже думает, жúла подвальная. По его вине осенью Калужников отсидел трое суток на «губе». Спёр пазуху огурцов.

Мишка, пожалуй бы, уработал его. Завскладом по-толстомясому громоздок, а Мишка намускулен. В полутяжёлом весе на ковре Мишка второй в городе. Припечатал бы старшину, как миленького.

Застёгиваю пряжку. Угадываю в ухмылке Кайзера его присказку: «У нас хрен выиграешь, а выиграешь — хрен уйдёшь». Сокращенный вариант из трёх букв: УХВ (начальные буквы разворачивай вперёд-назад) — меж ног татуированной девы. Особа, действительно, внушительная, груниного образца. Мишка по малолетству тут ни при чём. Так сказать, жертва уличного вкуса. Это точно: после экзаменов будут вытравлять. Бронтозавр искрение опечален: шедевр загубят. У него выколка — орёл, хотя курица на вид грознее, а русалка на плече — заморенная: селёдка и та привлекательней.

Рапортую:

— Товарищ капитан, мы готовы!

— Васыль, из котла от суточной дачи, — приказывает капитан Кшикуну.

Старшина на полголовы выше меня, аж свет меркнет. Опять как-то таинственно расступается полумрак, и я вижу рядок котлов, бидонов у стены впритык к шкафу. Кшикун захватывает один из них за ушки и по-хозяйски водружает на табуретку. Нет, вовсе недаром здесь старшина Кшикун. На такой — моих рук маловато: котёл бокаст и до того велик — у меня от умиления влажнеют глаза. Снаружи он халтурно подмалёван кузбасслаком, но внутри! Вытягиваем от нетерпения шеи.

Капитан суживает губы дудочкой и смеётся. Боже, стенки в сметане! Я млею в слабоумном восторге.

— Бляха-муха, — тоже прибалдело шепчет Кайзер.

Мрак Ефимович достает из шкафа буханку черняшки. Тут только замечаю, шкаф — стальной (от крыс, надо полагать) и выкрашен в защитный тон, под серую бетонную стену. Уважают маскировку.

— Чан в вашем распоряжении, — любезно приглашает капитан, — ешьте.

Первым подаю пример я, засучивая рукава.

Мы разрываем буханку на куски. Мы не едим, мы мародёрничаем. Яростно снимаем губами сметану с хлеба. Это не та, что протекает через бумажные салфетки. Роскошная, ленивая сметана. И сколько! Мазнёшь по стенке — и кусок оплывает белым.

Шуруем на совесть. Эх, знал бы, не притронулся к ужину, канальство!

Капитан Бравич молча услаждается зрелищем. Старшина покрякивает в избытке чувств. Ещё бы! Сколько в нас вмещается! Постепенно у начпрода просыпается интерес естествоиспытателя. «Как, куда?» — читаю вопрос в его глазах. Сам начпрод жуковатый, даже чёрный, а глаза серые и честно смотрят, не таясь. Ещё бы, ещё недавно был королевской крови: Артур Бескорыстный. Кайзер шурует от шкафа, а я, так сказать, тылом к проходу. Иногда мы сталкиваемся головами в недрах котла. По дну сметана загустела пальца на три. Это ужасно, но всё одолеть нам не по объёму. Мы даже не распрямляемся: по плечи в котле нагребаем сметану. Клок волос Кайзера — в сметане.