Красные ворота

— Ребята, вы учтите, что это же в общем-то первый вариант, не очень-то отработанный, так что по мелочам меня не бейте, — предупредил он.

— Не тушуйся, — ободрил Коншин.

Игорь начал читать, и уже с первых же строчек с ужасом обнаруживал разные корявости, нескладицу и лишние фразы, которые старался проглотить при чтении.

— Здесь я сокращу, ребята, — говорил не раз. — Когда вслух читаешь, кое-что режет.

— Ничего. Давай дальше, — подгонял Коншин.

Дальше шли воспоминания десятилетнего мальчика о Германии, о берлинском вокзале, где его с матерью провожает отец, ставший членом гитлеровской партии и отправляющий свою бывшую жену-еврейку и сына в Советский Союз… Проходит девять лет, начинается война, мальчик становится лейтенантом Красной Армии, воюет и вот во время одного из боев, при взятии узловой станции в плен попадают два немецких офицера — лейтенант, вскоре умирающий от ран, и полковник — пожилой высокий немец. При допросе в немецком полковнике лейтенант узнает своего отца… Командир полка приказывает лейтенанту отвести полковника в штаб дивизии. «При попытке к бегству, — говорит комполка, — имеете право стрелять…» И вот лейтенант ведет пленного…

Володька поначалу слушал с интересом, но по мере того, как прояснялся сюжет, лицо его скучнело. Был он, пожалуй, поискушеннее Коншина в литературе и вкус имел тоньше… Игорь подошел к финалу, читал уже увереннее и с выражением:

«…Мы шли молча. Он часто останавливался и просто так по нескольку минут глядел на меня… В одном месте он поднял увесистую железную полосу. Я приказал ему бросить железо. Он отказался. Я поднял автомат, он улыбнулся и произнес:

— Стреляй!

Через какое-то время ему захотелось отдохнуть. Устроившись на стволе сваленного дерева, он спросил:

— Далеко еще?

Я не ответил. Он был чем-то доволен. Даже потирал руки. Хмурое лицо, каменные глаза и вся фигура по-прежнему оставались спокойными, но руки, собственно, даже не руки, а кисти их, выдавали его. Они самодовольно пожимали одна другую, сухая, морщинистая кожа ладоней неприятно шуршала, а пальцы даже похрустывали.

Затем сел на землю, сидел минут десять. Я приказал ему встать, он отказался. Он чувствовал себя господином положения. Начало смеркаться. Тени в лесу становились гуще, деревья плотнее. Я не знал, что же мне делать, и выходил из себя…

Я был, наверно, страшен, когда вскинул автомат. Он поднялся. Я думал, что он пойдет дальше по дороге, но он вдруг пошел мне навстречу. У этого человека были железные нервы, я видел много немцев, но такого волка впервые. Он приближался медленно, спокойно. Видя, что я не ухожу с его дороги, поднял железную полосу и стал вращать над головой. Воздух тонко свистел. Я вынужден был отойти в сторону. С торжествующей улыбкой он прошел мимо. Темнело…

— Стой! — крикнул я не своим голосом.

Он продолжал идти и только коротко бросил: „Стреляй“. Я опустил автомат… Целый час я шел за ним. Он углубился в лес. Дальше со мной начало твориться что-то страшное. Передо мной вдруг возник маленький испанский город Герника, залитый солнцем, весь в зелени. На голубом небе черные точки „юнкерсов“. Страшный вой моторов. Пронзительный свист бомб, и земля, вздыбленная вместе с осколками зданий, в страшном грохоте рушится на детей. Я вижу маленькую испуганную головку. Ребенок сидит около матери. Откуда-то сверху падают кирпичи и мягко, многопудовой тяжестью расплющивают его…

О, ни одна самая мрачная кинокартина не могла сравниться с тем, что я видел. Одно ужаснее другого, какая-то бесконечная галерея ужасов, причиненных фашистами народам, женщинам, детям…

Я поднял автомат… Через какие-то десять — пятнадцать минут станет совсем темно, и он сможет легко скрыться от меня. Я крикнул ему, что, если он не остановится, я буду стрелять.

— Попробуй, сынок, — услышал я в ответ хриплый голос. — Попробуй, — и он захохотал.

Я… Я нажал на спусковой крючок… Длинная очередь красными точками прорезала мглу. Я услышал крик. Потом все смолкло. Я не стал подходить к нему, я не мог. Медленными, тяжелыми шагами я пошел обратно. Свой долг я выполнил. Страшный, но необходимый долг».

Игорь отложил рукопись и нервно закурил.

— Все, ребята, — выдохнул он. — Жду ваших слов.

Но ребята высказываться не торопились, тоже засмолили. Игорь напряженно глядел то на одного, то на другого, пытаясь по лицам определить, произвел ли впечатление его рассказ. Лица были серьезными, да и слушали они хорошо, без покашливаний и реплик — видимо, произвел, с облегчением решил он.

— Ну что? — начал Коншин. — Сюжет ты закрутил здорово. Ситуация, в общем-то, вполне возможная, чего на войне не бывает. Слушал я с интересом. Вот коротко…

Игорь вытер лоб платком и глядел теперь на Володьку, что он скажет?

— Неужто все-таки отец с сыном не могли расстаться без пиф-паф? — задумчиво сказал Володька.

— А как же? — быстро спросил Коншин.

— Ну, выбил бы у него железяку, связал бы…

— Мой лейтенант не мог этого сделать, он физически слабее. Я же написал — «матерый волк», — возразил Игорь.