Громада Аквариума, не сбавляя скорости, продолжала огибать подножие вулкана, утюжа ленту светло-желтого песка.
Наши марсоходы, скрупулезно выдерживая скорость, были, казалось, приклеены к невидимым штангам, соединяющим их с инопланетным сооружением. Ну а два летающих блюдца, зловеще перемигиваясь огнями, шли за нами практически на бреющем, как почетный караул.
Я не сводил глаз с мониторов. Теперь на них было хорошо видно, что обшивка Аквариума набрана из отдельных разновеликих пластин – трапеций, прямоугольников и сравнительно редких шестиугольников… Лоскутное одеяло, а не обшивка!
Что заставило химероидов принять такое инженерное решение? Нужда? Хитроумный замысел? Некий эстетический канон?
«А наверняка ведь есть и у этих мерзавцев эстетические каноны», – подумал я, и от этой мысли мне стало почему-то особенно тоскливо.
Вдруг ближайший к нам шестиугольник, чей нижний край находился вровень со стволом ионной пушки нашего марсохода, откинулся аппарелью. И, трансформировавшись, превратился в некое подобие балкона.
Поскольку я глядел на Аквариум не через детектор цепочечных излучений и не собственным невооруженным взором, который, напомню, эти самые цепочечные излучения очень даже хорошо детектил сам, то химероида на балконе я увидел лишь тогда, когда он сам изволил быть увиденным.
Цепочечная железа химероида развернула фазу преломления лучей света, и ослепительно-белая фигура инопланетянина вдруг эффектно включилась на фоне черного кварцита.
– Я – Угол Девяносто, – представился белоснежный.
– Меня зовут Густав, – сказал Литке. – Я хочу знать, зачем вы похитили нашу отрицательную жидкость.
Угол Девяносто молчал… минуты две.
Уж не знаю почему – то ли переводчик у него барахлил, то ли приступ стыда на него нашел, – но я уже подумал, что всё на этом, переговорам конец.
Однако терпение Литке принесло плоды. Угол Девяносто наконец заговорил, и притом без пауз.
– Нам очень нужен альфа-пилот. Поэтому мы готовы на всё. Чтобы запустить наш новый приемник, мы искали еще девяносто килограммов отрицательной жидкости. Мы взяли ее у вас. И теперь приемник работает – вы видите его сами.
«Речь действительно идет о бороне! – обрадовался я. – Какой же умница этот Благовещенский!»
– Я рад, что приемник работает, – сказал Литке, проявив недюжинное дипломатическое хладнокровие. – Теперь вы можете принять инфоматрицу пилота, напечатать пилота на биопринтере и вернуть нам отрицательную жидкость. Верно?
Свечение Угла Девяносто изменило тон на желтый. Это его цепочечная железа снова играла с преломлением света.
– Ответ положительный, – сказал химероид. – Но мы уже сообщали твоему народу, что тахионная связь неустойчива. Прием пилота может занять и час, и год…
– Но мы не можем ждать год! – вспылил Литке и экспрессивно треснул кулаком по ладони. – На нашей планете от радиации умирают люди! Отрицательная жидкость жизненно необходима нам! Нас миллионы, миллиарды! А не десятки, как вас! Ваши действия крайне несправедливы и несут страдания!
В ответ Угол Девяносто порозовел.
– Я не вижу проблемы в жидкости. Вы хорошо умеете ее делать. Сделайте себе больше.
– У нас не получается производить ее так быстро! Это очень долгий процесс, в котором задействованы огромные ресурсы – и природные, и человеческие, и денежные тоже!
– Не верю ни одному твоему слову! – вдруг заявил инопланетянин. Как мне показалось, это прозвучало спесиво, по крайней мере в исполнении нашего электронного переводчика. – Двадцать лет вы кормите мой народ баснями о том, как трудно вам нарабатывать отрицательную жидкость. Вы даете нам граммы, когда нам требуются килограммы. А у вас самих, как оказалось, ее тонны!
«Напоминает жену после развода, – подумал я. – Любительницу права покачать насчет машины и дачи…»
Литке помедлил мгновение и решил зайти с другого края:
– Мне кажется, у вас накопились к нам претензии, – осторожно начал он. – Но какие у вас в принципе могут быть претензии, когда мы скрупулезно выполняли все обязательства, взятые еще в год первого контакта? У нас есть документ, где всё подробно описано: сколько давать, что взамен… Мы всё делали точно!
– Делали не точно! – прогремел Угол Девяносто. – Вы обещали, что Марс будет в нашем распоряжении. А сами построили тут свою базу!
– Ну нахалы! – ахнул Тополь на закрытом канале. – Марс наш!
Литке тем временем продолжал:
– Мы не утверждали, что Марс в вашем безраздельном распоряжении. Таких слов в документе нет. Мы говорили, что вы можете здесь жить, пока обстоятельства не позволят вам улететь домой.
«А что, юрист по межпланетному праву – перспективная профессия».
– «Разрешили жить» – это и значит «обязались не жить сами». Это очевидно всем разумным существам, – отрезал Угол Девяносто. Из розового он постепенно становился багрово-красным.
– У нас, людей, другие представления об очевидном, – сказал Литке.
– Чтобы откорректировать ваши представления, мы и собрались разорить вашу базу.
Но Литке решил обойти взрывоопасную тему о недавнем инциденте и перевести разговор ближе к насущным проблемам: