Красные

Все эти данные приводились в отчетах комиссии Муранова. Впрочем, достаточно почитать и приводившиеся выше письма Леонида Красина своей жене, которые он писал осенью 1918 года и в которых жаловался на то, что на обеды дают слишком много мяса, а для его служебного автомобиля не всегда можно найти бензин. Другим бы, как говорится, тогда его проблемы.

С точки зрения быта и комфорта жизнь Каменева была — по тем временам — устроена весьма неплохо. Все, кто бывал в его кремлевской квартире, вспоминали не столько о роскоши, сколько об атмосфере уюта и комфорта, в которой жила его семья. В личном общении Каменев, по воспоминаниям тех, кто имел с ним дело, казался этаким упитанным, благодушным и интеллигентным «барином» — да он и своим внешним видом походил на какого-нибудь дореволюционного врача, инженера или университетского преподавателя, который, как и булгаковский профессор Преображенский, любил после работы со вкусом поужинать, поговорить об искусстве или съездить в оперу.

Свои «барские» манеры ему удавалось успешно сочетать с выступлениями на митингах, пленумах и встречах с трудящимися. Ходила тогда такая байка: якобы один из знакомых Каменева был приглашен к нему на обед в Кремль. Им прислуживала горничная в накрахмаленном фартуке и наколке, а сам Каменев был одет в первоклассный английский костюм. Обед прошел прекрасно, а затем Каменев, взглянув на часы, сказал, что ему пора ехать на митинг. Он повернулся и крикнул горничной: «Подавайте костюм для митингов!» — и посмеиваясь, обратился к гостю: «Надо гримироваться».

Жена Каменева Ольга тоже была значительной фигурой советского истеблишмента, она заведовала Управлением театров в Наркомпросе. Поэт Владислав Ходасевич — уже в эмиграции — довольно зло описал и это учреждение, и саму Ольгу Каменеву: «К концу 1918 года, в числе многих московских писателей (Бальмонта, Брюсова, Балтрушайтиса, Вяч. Иванова, Пастернака и др.), я очутился сотрудником Тео, то есть Театрального отдела Наркомпроса. Это было учреждение бестолковое, как все тогдашние учреждения. Им заведовала Ольга Давидовна Каменева, жена Льва Каменева и сестра Троцкого, существо безличное, не то зубной врач, не то акушерка. Быть может, в юности она игрывала в любительских спектаклях. Заведовать Тео она вздумала от нечего делать и ради престижа.

Писатели были в Тео только вкраплены. Основное ядро составляли какие-то коммунисты, рабочие, барышни, провинциальные актеры без ангажемента, бывшие театральные репортеры, студенты, художники. Они неизвестно откуда являлись и неизвестно куда пропадали, высказав свое мнение…

Мы составляли репертуарные списки для театров, которые не хотели нас знать. Мы старались протащить классический репертуар: Шекспира, Гоголя, Мольера, Островского. Коммунисты старались заменить его революционным [репертуаром], которого не существовало. Иногда приезжали какие-то «делегаты с мест» и, к стыду Каменевой, заявляли, что пролетариат не хочет смотреть ни Шекспира, ни революцию, а требует водевилей: «Теща в дом — все вверх дном», «Денщик подвел» и тому подобного… Бывали рукописи с рекомендацией Ленина, Луначарского…

Чтобы не числиться нетрудовым элементом, писатели, служившие в Тео, дурели в канцеляриях, слушали вздор в заседаниях, потом шли в нетопленые квартиры и на пустой желудок ложились спать, с ужасом ожидая завтрашнего дня, ремингтонов, мандатов, г-жи Каменевой с ее лорнетом и ее секретарями. Но хуже всего было сознание вечной лжи, потому что одним своим присутствием в Тео и разговорами об искусстве с Каменевой мы уже лгали и притворялись».

На этом посту Ольга Каменева долго не продержалась. Ее слишком «радикальный» подход к репертуару не нравился наркому просвещения Луначарскому, который в 1920 году уволил ее, заручившись согласием Ленина. Затем она занималась различной общественной деятельностью, связями с заграницей, в 1925–1929 годах была председателем Правления ВОКС (Всесоюзного общества культурных связей с заграницей). В 1921 году у Каменева родился сын Юрий. Старший же сын, Александр, или, как его называли в семье «Лютик», рос, по воспоминаниям современников, достаточно избалованным ребенком. В 1921 году ему было уже 15 лет.

Годом раньше тот же Ходасевич пришел к Каменеву просить об улучшении своих квартирных условий (об этом немного ниже). Во время этого визита у него состоялся долгий разговор и с Ольгой Каменевой, которая вдруг начала рассказывать о Лютике весьма любопытные вещи. Он сам в это время болел где-то в соседней комнате. Сошлемся на Ходасевича как на источник, хотя других подтверждений того, что жена Каменева действительно рассказывала это, нет.

«Что за несчастный мальчик! — говорила, по словам Ходасевича, Ольга Давидовна. — Хворает уже больше месяца! Совсем уже было поправился — а вот сегодня опять ему хуже. А ведь какой способный! Прекрасно учится, необыкновенно живо все схватывает, прямо на лету! Всего четырнадцать лет (кажется, она сказала именно четырнадцать) — а уже сорганизовал союз молодых коммунистов из кремлевских ребят… У них все на военную ногу».