Красные

Или вот еще: «Нашему Лютику можно доверить решительно все что угодно. Он был совсем еще маленьким, когда его царские жандармы допрашивали, — и то ничего не добились. Знаете, он у нас иногда присутствует на самых важных совещаниях, и приходится только удивляться, до какой степени он знает людей! Иногда сидит, слушает молча, а потом, когда все уйдут, вдруг возьмет, да и скажет: «Папочка, мамочка, вы не верьте товарищу такому-то. Это он все только притворяется и вам льстит, а я знаю, что в душе он буржуй и предатель рабочего класса». Сперва мы, разумеется, не обращали внимания на его слова, но, когда раза два выяснилось, что он был прав относительно старых, как будто самых испытанных коммунистов, — признаться, мы стали к нему прислушиваться. И теперь обо всех, с кем приходится иметь дела, мы спрашиваем мнение Лютика».

В мае 1921 года Каменева-младшего видел и поэт Корней Чуковский. Знакомые встречали его на вокзале в Москве, куда он приехал из Петрограда. Причем на машине. «Машина, — записал Чуковский в дневнике, — чудо, бывшая Николая Второго, колеса двойные, ревет как белуга. Добыли у Каменева. Сын Каменева с глуповатым и наглым лицом беспросветно испорченного хаменка». Вскоре у Каменева появится фактически вторая семья и родится еще один сын. Что же касается Лютика, то его поведение будут обсуждать руководители страны. Но об этом немного позже.

С 1918 по 1926 год Каменев руководил Москвой. Этот период, в котором в городе происходили радикальные изменения, конечно, заслуживает отдельного и гораздо более подробного исследования. «Каменевская» Москва — это и голод, и холод военного коммунизма, и время НЭПа с его ресторанами, вновь вдруг заполнившимися магазинами, нарядными дамами на Кузнецком Мосту и популярными частушками, которые пели перед началом кино-сеансов:

Два червонца, три червонца
Или сразу пять,
За червонцы, за червонцы
Можно все достать.

Это было время странных, смелых и неоднозначных экспериментов во всех областях жизни — в науке, медицине, нравственности и быту — от «уплотнения» квартир до расцвета общества сексуальной свободы «Долой стыд!», от увлечения гипнозом и проблемами омоложения человека до разрушения церквей и пропаганды пользы идеи кремации покойников — именно при Каменеве в Москве было принято решение о строительстве первого в СССР постоянно работающего крематория. Он был открыт в 1927 году и стал одной из главных московских достопримечательностей — иногородних туристов возили смотреть Кремль, Третьяковскую галерею и крематорий. «Донской монастырь является пионером в части кремации в СССР», — гордо писал путеводитель «Москва безбожная».

Собственно, о Москве «позднекаменевского» периода написаны романы и повести Булгакова, Ильфа и Петрова, раннего Катаева да и многие другие.

Москва при Каменеве могла считаться неким «оазисом либерализма». Условно, конечно. Но если, например, сравнивать ее с Петроградом — Ленинградом, где властвовал Григорий Зиновьев[88], то уж точно. Во время Гражданской войны Зиновьев «прославился» как один из организаторов систематического «красного террора» против «бывших», в число которых попали не только действительно бывшие царские сановники, полицейские, жандармы и пр., но и многие представители интеллигенции.

В Москве в этом смысле порядки были чуть-чуть мягче, хотя сам Каменев (особенно после покушения на Ленина 30 августа 1918 года) против «красного террора» никогда не выступал, и расстрелов «бывших» тоже хватало. Скажем, в мае 1919 года, заслушав отчет о работе Московского революционного трибунала, Президиум Моссовета одобрил его деятельность и в своей резолюции особо подчеркнул, что трибунал «должен быть беспощаден в борьбе с врагами советской власти и вместе с тем внимательно относиться к проступкам трудовых элементов, всячески ограждая их интересы».

Но по частностям отличия все же были. Каменев и Горький сумели настоять, чтобы в Москве отменили осадное положение со всеми вытекающими из него последствиями, в том числе внесудебными смертными приговорами. Весной и летом 1919 года, когда советские власти вовсю боролись с «мешочниками и спекулянтами», Моссовет разрешил в ограниченных масштабах частную торговлю. Разрешалось привозить в столицу из расположенных вблизи нее деревень различные продукты и продавать их на рынках. Разрешалась также торговля одеждой и обувью.

В Моссовет в 1919–1920 году избирались не только большевики, но и представители других партий. Даже такие «одиозные» для «красной власти» личности, как меньшевики Юлий Мартов и Федор Дан. В 1920 году Мартова выслали из РСФСР, а в 1921 году арестовали Дана. Потом, после года пребывания в тюрьме, его тоже вышлют за границу.

Советский художник Леонид Хорошкевич, которому в 1919 году было 17 лет, вспоминал о тогдашней Москве: «Чувство голода мучило и казалось унижающим. По утрам полулитровая кружка кофе на сахарине и без молока и лепешки из кофейной гущи уделялись мне на завтрак…