Красные

Ни троцкисты, ни Каменев с Зиновьевым не поддерживали эти идеи. Они сомневались в том, что, как говорил Зиновьев, «можно ли окончательно построить социализм и закрепить социалистический строй в одной стране, и притом не в такой стране, как Америка», без «завершения строительства социализма в международном масштабе». Они также считали, что НЭП уже выполнил свои задачи и пора усилить давление на крестьянство, чтобы государство получило средства для скорейшей индустриализации как главного условия построения социализма. НЭП, по их словам, создает условия для оживления буржуазных слоев. В партию вместе с «духом НЭПа» проникают «буржуазные идеи», и время от времени наблюдается «отход от марксизма» — как в случае выдвижения теории о построении социализма в одной, отдельно взятой стране.

Вскоре после партконференции Зиновьев опубликовал в «Правде» статью «Философия эпохи». В ней он критиковал имущественное неравенство, которое, по его словам, с введением НЭПа все усиливалось и усиливалось, а воззрения Бухарина называл «мелкобуржуазными». Однако Пленум ЦК 23–30 апреля одобрил именно «правый» курс Сталина и Бухарина. Вообще, любопытно, как стремительно меняли свои политические позиции партийные руководители. Бухарин, «левый коммунист» в 1918 году, теперь стал «правым». «Правый» в 1917 году Каменев все больше смещался вместе с Зиновьевым «влево», к Троцкому. Троцкий, который когда-то стоял между меньшевиками и большевиками, вообще оказался на самом «левом» фланге. Ну а «правоцентрист» Сталин середины 20-х годов в начале 30-х оказался уже «левее» самого Троцкого.

Вторая проблема была в борьбе за власть между членами «тройки». Каменев и Зиновьев постепенно начинали чувствовать, что Сталин все больше и больше отодвигает их на второй план. Он был «своим» для партийного аппарата, для которого теория «построения социализма в одной стране» подходила куда больше, чем беспокойные интернационалистские амбиции его конкурентов.

Складывающаяся оппозиция под руководством Зиновьева и Каменева опиралась на ленинградскую партийную организацию. Поэтому ее в итоге и назвали «ленинградской оппозицией». Зиновьев сумел сохранить в Ленинграде немало преданных себе людей. В отличие от Каменева, который раньше активно «чистил» московский партийный аппарат от троцкистов, а когда сам перешел в оппозицию, то вдруг выяснилось, что, как злорадно писал Троцкий, «рядовая масса московских коммунистов угрюмо молчала», и «при первых попытках сопротивления Сталину Каменев повис в воздухе». Так что оппозиция организовывалась на основе ленинградцев. К ним и примкнул Каменев, а еще — Крупская и Георгий Сокольников.

На XIV съезде партии в декабре 1925 года с отчетом ЦК впервые выступил Сталин, с содокладом от оппозиции — Зиновьев. Впрочем, он в основном критиковал Бухарина, то и дело ссылаясь при этом на Ленина. Каменев должен был выступить с докладом «Очередные вопросы хозяйственного строительства», но доклад отменили, так как «тов[арищ] Каменев не выражает линию Центрального Комитета». Однако он все же выступил, и его выступление, состоявшееся 21 декабря (как раз в день рождения Сталина!), взорвало более или менее спокойное течение съезда. Каменев заявил, что в партии «начинает складываться теория, которую мы находим принципиально неправильной и направляющей партию по неправильному пути». «Вы можете нас за это обругать, можете наказать; можете открыть по нам огонь, можете сказать, что мы — очень плохие люди, но это не остановит нас перед тем, чтобы сказать, в чем, по-нашему, заключается та ошибка, на которую партию пытаются толкнуть, чтобы сказать, кто пытается партию на этот неправильный путь толкнуть», — сказал Каменев. Чем дальше он говорил, тем больше его выступление пытались прервать криками с места. До его выступления зал вел себя гораздо спокойнее. «Товарищи, до тех пор, пока я стою на этой трибуне, вы меня не заставите замолчать, как бы громко ни кричала кучка товарищей», — парировал Каменев.