Борис Бажанов в мемуарах так передавал речь Зиновьева на этом совещании: «Товарищи, вы все знаете, что посмертная воля Ильича, каждое слово Ильича для нас закон… Но есть один пункт, по которому мы счастливы констатировать, что опасения Ильича не оправдались… Я говорю о нашем генеральном секретаре и об опасностях раскола в ЦК». По предложению Каменева вопрос решался простым поднятием рук. Большинство проголосовало за то, чтобы прекратить прения по этому вопросу. Сталин остался на своем посту. Затем решали, как быть с ленинским «завещанием». Каменев предложил вообще не сообщать о нем съезду, но против выступила Крупская. В итоге постановили: письмо будет оглашено на закрытых заседаниях отдельных делегаций; при этом никто из делегатов не имел права делать записи и пересказывать его содержание на прочих заседаниях съезда. Письмо также решили не публиковать. Интересно, что, когда в 1925 году американский троцкист Макс Истмен пересказал его своими словами в книге «После смерти Ленина», Троцкому пришлось опубликовать опровержение и назвать рассказы о «завещании Ленина» «злостной фальсификацией». «Письмо» превратилось практически в нелегальную литературу, и позже подпольные типографии оппозиции будут печатать и распространять его — совсем как социал-демократические листовки в царские времена.
Двадцать третьего мая делегаты съезда поднялись на трибуну недавно построенного Мавзолея на Красной площади, а мимо них маршем прошли десять тысяч пионеров. Затем делегаты прошли внутрь и осмотрели забальзамированное тело вождя. А 1 августа 1924 года Мавзолей открыли для широкой публики. Открыть-то его открыли, но вот «завещание» Ленина проигнорировали — во многом из-за позиции Каменева и Зиновьева. Тогда они, конечно, не подозревали, что уже начали рыть могилу самим себе, а считали, что это решение нанесет удар по позициям Троцкого.
После съезда (его открывал и закрывал Каменев, он же выступил с докладом о работе Института Ленина) позиции Троцкого в руководстве партии действительно ослабли. Хотя он остался и в Политбюро, и в ЦК, из его видных сторонников в ЦК попали только Георгий Пятаков и Христиан Раковский. Большинство партийцев шли за «тройкой», хотя Троцкий вовсе не собирался сдаваться. Интрига закручивалась все сильнее.
В 20-х годах руководители партии занимались не только выпуском работ Ленина, но и своих тоже. В 1922–1923 годах было решено выпустить собрания сочинений Троцкого, Зиновьева, Каменева. Собрание сочинений Каменева, к примеру, планировалось издать в двенадцати томах. Успели выйти только четыре тома. С собраниями сочинений «стальных вождей» оказалось связанным и новое резкое обострение внутрипартийной борьбы.
В октябре 1924 года Троцкий — в качестве предисловия к третьему тому своего собрания сочинений — опубликовал статью «Уроки Октября». В ней он, в частности, описал и историю разногласий в руководстве партии от февраля до октября 1917 года. И совершенно некстати для тогдашних партийных лидеров напоминал о статьях Каменева и Сталина в «Правде» весной 1917 года, которые, по его мнению, были близки к позициям меньшевиков и противостояли ленинским позициям. А в главе «Вокруг октябрьского переворота» Троцкий раскритиковал действия «правого крыла» партии, чьим виднейшим представителем он называл Каменева, который вместе с Зиновьевым выступал против восстания в Петрограде. Троцкий специально оговаривался: «Разумеется, разногласия 1917 г[ода] были очень глубоки и отнюдь не случайны. Но было бы слишком мизерно пытаться делать из них теперь, спустя несколько лет, орудие борьбы против тех, кто тогда ошибался. Еще недопустимее, однако, было бы из-за третьестепенных соображений персонального характера молчать о важнейших проблемах Октябрьского переворота, имеющих международное значение». Но общее направление его «удара» было понятно: показать, что в Октябрьские дни рядом с Лениным был именно он, Троцкий. Им противостоял Каменев со своим союзником Зиновьевым, а где был Сталин — вообще непонятно. К тому же Троцкий заходил с сильных козырей: о том, что Каменев и Зиновьев выступали против восстания, в партии знали далеко не все, об этом старались громко не говорить, а ленинское «завещание» с упоминанием «Октябрьского эпизода» тандема засекретили. Троцкий же заговорил о нем в полный голос. Его статья (она потом была напечатана отдельной брошюрой) компрометировала «тройку», поэтому она решила дать ему ответ и открыть огонь изо всех орудий. Началась дискуссия, которая вошла в историю под названием «литературной». Хотя собственно литературой в ней и не пахло.