Читаем Красные полностью

Сложные отношения между коммунистами, социалистами, анархистами, поумовцами привели к вооруженным столкновениям между анархо-синдикалистами и коммунистами в Барселоне в мае 1937 года (все началось с попытки отряда коммунистов захватить телефонную станцию, которую контролировали анархисты). В город пришлось вводить армейские части. 8 мая анархисты и поддержавшие их поумовцы капитулировали, в боях погибло более 500 человек.

Бои в Барселоне открыли дорогу репрессиям против их организаций и руководителей. Испанские противники ПОУМ и анархистов называли эти действия «анархо-троцкистским путчем». Такого же мнения придерживались и в Москве. Интересно, что даже в биографии Антонова-Овсеенко, написанной его сыном (под псевдонимом Антон Ракитин) и вышедшей в 1975 году, об этих событиях говорится так: «Спланированный в штабе Франко, этот контрреволюционный путч должен был подорвать истощенные силы республики накануне фашистского наступления на Север».

Четырнадцатого мая большинство министров потребовали от Ларго Кабальеро роспуска и запрета ПОУМ, разоружения тылового населения и т. д. Премьер отказался выполнить эти требования и подал в отставку. Новым премьер-министром 16 мая 1937 года стал умеренный социалист Хуан Негрин (министр финансов в прежнем кабинете). Негрин считался более «просоветским» политиком и пользовался поддержкой коммунистов. Именно с его одобрения в Каталонии начались аресты руководителей ПОУМ (арестовали 250 человек и 30 иностранцев, причем ареста чудом избежал воевавший в составе поумовцев Джордж Оруэлл, написавший позже свои знаменитые романы — антиутопии), которых обвиняли в сговоре с франкистами. Советскими агентами НКВД был похищен, а затем и убит лидер ПОУМ Андреу Нин.

Над арестованными «троцкистами» хотели устроить такой же процесс, как в Москве, но сделать этого не успели — буквально перед самым падением Республики их все-таки выпустили из тюрем. Были также арестованы около 1500 анархистов и несколько сотен вызвавших подозрение «неортодоксальных» марксистов, в том числе и бойцов интербригад. Другими словами, «левая оппозиция» в Испании была разгромлена почти так же, как большевики в России во время своей Гражданской войны разгромили своих «левых» противников — махновцев, левых эсеров и др.

Эти события и назначение премьером Негрина отразились и на судьбе Антонова-Овсеенко. С Негрином у него сложились непростые отношения. Еще 7 февраля 1937 года во время обеда в советском торгпредстве в Барселоне между ними произошел конфликт. Антонов начал говорить о том, что не следует подавлять стремление к автономии в Каталонии или Стране Басков. В ответ Негрин заявил, что советский консул еще «больший каталонец, чем сами каталонцы», и что-то добавил о его бюрократизме. Антонов возмутился и резко ответил, что «он революционер, а не бюрократ».

Негрин расценил слова Антонова как недоверие к нему со стороны Москвы и сказал, что он в таком случае уходит в отставку. Впрочем, в советском посольстве ему дали понять, что линию генерального консула в Барселоне разделяют далеко не все «советские товарищи» в Испании и что не следует расценивать его слова как позицию СССР. Об этом инциденте стало известно и в Москве, и Антонов-Овсеенко получил выговор. Негрин же и после жаловался советским дипломатам на Антонова. Он говорил, что тот покровительствовал анархистам и что для него «вообще существовала одна Каталония».

Антонов-Овсеенко был уверен, что его линию поддерживают в Москве, но она все больше и больше расходилась с представлением Сталина о том, что надо делать в Испании. К тому же после назначения премьером Негрина было ясно, что вряд ли они сработаются с советским консулом. Все эти события во многом предопределили дальнейшую судьбу Антонова.

«Не поминайте лихом!»

В августе 1937 года его отозвали из Барселоны в СССР. 15 сентября он получил новое назначение и снова по юридической части — наркомом юстиции РСФСР. Но, в сущности, на этом посту Антонов поработать толком уже не успел.

Знал ли он, что над ним сгущаются тучи? Трудно сказать. Но наверняка предчувствовал что-то. Обстановка была такая, что никто из советской номенклатуры не мог ощущать себя в полной безопасности. «Враги народа» внезапно возникали и там и сям, показательные процессы шли один за другим. Особенно много появилось вдруг уже вроде бы давно разгромленных троцкистов. В июне 1937 года по делу «Антисоветской троцкистской военной организации» были осуждены и расстреляны видные советские военачальники во главе с маршалом Михаилом Тухачевским — командармы 1-го ранга Иона Якир, Иероним Уборевич, командарм 2-го ранга Август Корк, комкоры Виталий Примаков, Витовт Путна, Борис Фельдман, Роберт Эйдеман, покончил с собой командарм 1-го ранга Ян Гамарник.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы