Читаем Красные полностью

Анархисты (под их руководством находилась одна из крупнейших профсоюзных организаций — Национальная конфедерация труда, СНТ) пытались устроить в Каталонии «свободный коммунизм»; предприятия передавались непосредственно в руки рабочих, организовывались коммуны в деревне, отменялись деньги. При этом они, как и члены ПОУМ, резко критиковали порядки в СССР и самого Сталина, что вызывало возмущение коммунистов. Один из наиболее известных анархистов Буэнавентура Дурутги, погибший потом под Мадридом, открыто высказывался против ориентации на «фашистское варварство Сталина», а многие из них не могли забыть большевикам Кронштадт, ликвидацию армии Махно и вообще анархистского движения. «Вы произвели свой эксперимент, дайте теперь нам произвести свой опыт, мы покажем вам, что мы установим анархический коммунизм, не пойдя путем России», — говорили они коммунистам.

Влияние анархистов и их «альтернативный коммунизм» совсем не нравились Сталину, хотя он понимал, что игнорировать такое мощное антифашистское движение (или бороться с ним) пока невозможно. Отношения испанских коммунистов с анархистами и ПОУМ тоже складывались напряженно, но пока и те и другие воздерживались от прямых столкновений, понимая важность единства антифашистских сил.

Прибывший в Барселону Антонов-Овсеенко сразу же столкнулся с этими проблемами. Как и с натянутыми отношениями между республиканским правительством Испании и руководством Каталонии. Однако ситуацию в Каталонии в своих донесениях в Москву он описывал иначе, чем официальная коминтерновская пропаганда, которая часто описывала ее как торжество «испанской махновщины». Например, 6 октября 1936 года он докладывал советскому послу в Испании Михаилу Розенбергу: «Представление об анархии в Каталонии неправильно… Правительство действительно хочет заниматься и вплотную занимается организацией обороны… Сомнения нет, что вожди этого правительства понимают связанность судьбы прогрессивной и республиканской Каталонии с судьбой Мадрида. Понимают они и экономическую связанность Каталонии с остальной Испанией. Вполне, по стратегическому положению, возможно для них, выполняя каталонское дело, играть тем самым роль спасителя республиканской Испании».

Антонов не был готов сразу «душить» анархистов. Он проводил по отношению к ним политику «переубеждения». Антонов-Овсеенко, пишет в книге «Великая испанская революция» доктор исторических наук Александр Шубин, делал в отношении анархистов ту же самую ошибку, которую он делал по отношению к Махно в 1919 году. «Антонов, — отмечает Шубин, — убеждал себя, что Махно был без пяти минут большевик, и только грубость командования оттолкнула его от красных, а вот осторожный педагогический подход Антонова сделал бы из Махно красного комдива… Он и в Каталонии продолжал свою линию 1919 года, надеясь взять реванш за неудачу с Махно. Вот-вот, и анархисты, отказавшись от экстремизма, придут в ряды коммунистов, как пришли уже многие их отдельные активисты».

Он считал, что стоит анархистам только столкнуться с практикой, и они поймут, что их взгляды ошибочны, и потянутся к коммунистам. Признать же более глубокую основу конфликта коммунистов и анархистов Антонов-Овсеенко не хотел, да и не мог. Он развернул среди анархистов пропагандистскую работу. По его просьбе писатель Илья Эренбург, представлявший в Испании газету «Известия», ездил в анархистские отряды на фронте, развозил листовки, газеты и показывал советские фильмы «Мы из Кронштадта» и «Чапаев». Часто во время просмотра «Чапаева» анархисты кричали «Долой комиссара!». Так они протестовали против комиссарского контроля над действиями легендарного народного командира. «Умеренные анархосиндикалистские элементы, — сообщал Антонов 8 февраля 1937 года, — на практике убедившиеся в несостоятельности анархистских теорий, проявляют все более растущую склонность к отказу от этих теорий».

Что же касается «троцкистов» из ПОУМ, то они считались более опасным врагом для коммунистов и СССР, чем анархисты. Ведь они тоже называли себя коммунистами и марксистами-ленинцами, но при этом беспощадно критиковали Сталина и советские порядки. В Москве были сильно озабочены слухами о том, что и сам Троцкий может появиться в Испании и провозгласить здесь создание своего Интернационала.

Испанские «троцкисты», ругавшие Сталина, мешали и многим в испанском республиканском правительстве — ведь основную помощь оно получало от СССР. Однако премьер-министр, левый социалист Ларго Кабальеро был против запрета ПОУМ. Антонов же считал, что именно поумовцы «подстрекают» анархистов, пытаясь «вовлечь в орбиту своей провокационной деятельности значительные слои СНТ». «Лишь политический разгром ПОУМа создаст условия для длительного сотрудничества между Коммунистической партией и СНТ и ФАИ[15]», — писал он в Москву.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы