Читаем Красные полностью

В Кронштадте им зачитали указ об амнистии. Вскоре он уже был в Питере, который поразил его своим изменившимся «лицом». Вместо чинной, солидной и нарядной столицы — «непричесанный», шумный и «демократический» город. «Движенья быстры, жесты развязаны. Речи пестрят новыми терминами, насыщены лихорадкой», — вспоминал Антонов-Овсеенко. И еще одна характерная черта того Петрограда: «К хрусту бесчисленных шагов примешивается хруст семечек. Замызган Питер семенной шелухой. Деревня в городе. Но это — вооруженная деревня, это — крестьянство в солдатских гимнастерках».

Друзья и знакомые Антонова-Овсеенко по эмиграции — Троцкий, Луначарский, Мануильский, а также такие известные социал-демократы, как Адольф Йоффе, Моисей Урицкий и другие состояли в это время во фракции «межрайонцев». Большевики предлагали им объединиться. 10 мая Ленин, Зиновьев и Каменев пришли на их конференцию, но «межрайонцы» колебались, хотя уже мало чем отличались от большевиков по своим взглядам. Троцкий вспоминал, что когда он на митингах говорил «мы, большевики и интернационалисты», то при этом три «и» сливались и получалось «мы, большевики-интернационалисты».

Но многих из них отпугивали, как они говорили, «недостаток демократии» в партии Ленина и «организационные манеры большевиков».

Антонов же сразу решил присоединиться к большевикам. В бывшем особняке балерины Матильды Кшесинской, где теперь находился ЦК большевиков, он поговорил с Крупской и Яковом Свердловым (последний, как подчеркивал Антонов-Овсеенко в 1933 году, особо поинтересовался, знаком ли он со статьями «Ильича и Сталина»), там же ему выписали справку о принадлежности к РСДРП(б). 24 мая в «Правде» появилось его заявление о том, что «раскол в рядах революционных интернационалистов крайне вреден» и что он «подрывает моральный престиж пролетарской партии». «Ввиду этих соображений, — писал он, — я не счел для себя возможности примкнуть совместно с другими нашесловцами к «межрайонной организации» и прошу принять меня в ряды партии…»

Уже от большевиков он выступал на митингах, затем был направлен в Гельсингфорс — на главную базу русского Балтийского флота для ведения агитационной работы среди моряков.

Основная борьба на кораблях Балтийского флота, вспоминал Антонов-Овсеенко, происходила между большевиками и эсерами. Он ездил по кораблям, держал речи на митингах на Сенатской площади, на которые собирались по 10–15 тысяч человек, участвовал в заседании Центрального комитета Балтийского флота (Центробалта)[4]. Из 33 его членов всего лишь девятеро были большевиками, хотя его председателем стал большевик, моряк Павел Дыбенко. Редактировал Антонов-Овсеенко и орган Гельсингфорсского комитета газету «Волна».

Вскоре его выбрали и председателем Гельсингфорсского комитета РСДРП(б). «У нас, — вспоминал Дыбенко, — очень строго было. Опоздаешь на ячейку или вообще не придешь, Антонов-Овсеенко тут же тебе два наряда вне очереди на митингах выступать назначит».

И комитет, и редакция, и общежитие находились в одном доме на Мариинской улице. В «спальне» стояли несколько железных кроватей и деревянный стол. По вечерам Антонов-Овсеенко читал или писал, пока остальные пили чай. «Денег на содержание никто из нас не получал, экономно производили небольшие расходы из комитетской кассы, которой ведал я, — рассказывал секретарь комитета Михаил Рошаль. — …Вечером в комнате полутемно. Забьемся в угол и, стараясь не мешать Антонову-Овсеенко, рассказываем друг другу о пережитом или обсуждаем злободневные новости».

«Гроза прорвалась»

«Гроза назревает в Питере. Гроза прорвалась в Питере 3–5 июля», — писал Антонов-Овсеенко. Действительно, обстановка в столице в эти дни была по-настоящему грозовой.

Хотя до сих пор окончательно не ясно, что именно там происходило.

Вечером 3 июля на улицы Петрограда из казарм вышли солдаты 1-го пулеметного полка. Они рассылали делегатов на заводы и в другие военные части. К полуночи огромная толпа (по разным оценкам, от 50 до 150 тысяч человек) осадила Таврический дворец, где заседал Всероссийский центральный исполнительный комитет (ВЦИК) Советов рабочих и солдатских депутатов. Она требовала отставки Временного правительства и передачи всей власти Советам.

Уже в тот вечер на улицах Петрограда вспыхивала стрельба. В столкновениях не обошлось без убитых и раненых.

Кто стоял за этим выступлением? Через несколько дней в его организации обвинят большевиков, хотя, похоже, что его начало стало для них полной неожиданностью. Ленина так вообще не было в городе — он еще 27 июня вместе с сестрой Марией уехал в Финляндию на дачу к своему товарищу Владимиру Бонч-Бруевичу и вернулся в Петроград только днем 4 июля, после того, как узнал о том, что происходит в столице.

Третьего июля большевики вели себя весьма двусмысленно. Члены ЦК партии высказались против участия в демонстрации, но на заседании Петроградского совета ее представители потребовали, чтобы Совет взял в руки власть. Меньшевики и эсеры потребовали остановить выступление солдат, но большевики отказались.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы