Красный, белый и королевский синий

Его не расстраивает, что люди обо всем узнали. Алекс всегда ведет себя довольно беззастенчиво, когда дело доходит до его отношений и симпатий, несмотря на то, что все, что было раньше, не походило на то, что происходит сейчас. Тем не менее самая его задиристая и идиотская часть довольна тем, что Алексу удалось заявить свои права на Генри. Что-что, принц? Самый завидный холостяк всего мира? Британский акцент, лицо греческого бога, ноги от ушей? Он мой.

Но все это лишь малая, крошечная часть общей картины. Все остальное – огромный ком из страха, гнева, оскорбленности, унижения, неуверенности и паники. Некоторые недостатки Алекс позволяет видеть всем – его огромный рот, взбалмошный характер, взрывные импульсы. Теперь еще и это. Это похоже на его привычку носить очки, только когда никто не видит. Никто не должен знать, как Алекс в них нуждается.

Его не волнует, что люди думают о его теле или пишут о его сексуальной жизни, будь она реальной или выдуманной. Его волнует, что они знают обо всем из его собственных личных слов, которые были вырваны из самого сердца.

И Генри. Господи, Генри. Те письма были единственным местом, где Генри мог признаться в том, что действительно чувствовал. В них было все. О том, что Генри – гей. О том, как Би попала в лечебницу. О том, как молчаливо королева заставляла Генри держать рот на замке. Долгое время Алекс забывал о своих обязанностях католика, но он знает, что исповедь священна. Все это должно было остаться тайной.

Твою мать.

Он не может усидеть на месте. Прочитав четыре страницы «Гарри Поттера и узника Азкабана», Алекс швыряет книгу в сторону. Наткнувшись на обзорную статью о собственных отношениях в «Твиттере», он вынужден закрыть приложение. Расхаживая взад и вперед по борту самолета, он пинает ногами сиденья.

– Можешь ты, ради всего святого, присесть? – спрашивает Захра спустя двадцать минут наблюдений за его нервными прогулками по салону. – Из-за тебя в моей язве откроется еще одна язва.

– Ты уверена, что они впустят нас, когда мы доберемся до места? – спрашивает ее Алекс. – Просто… что, если нет? Что, если они, ну, типа… натравят на нас дворцовую стражу и арестуют? Они могут это сделать? Эми могла бы с ними подраться. Что, если ее арестуют за драку с ними?

– Черт подери, – воет Захра, достает мобильник и начинает набирать номер.

– Кому ты звонишь?

Она вздыхает и подносит телефон к уху.

– Шриваставе.

– С чего ты взяла, что он ответит?

– Это личный номер.

Алекс пораженно пялится на нее.

– У тебя есть его личный номер, и ты до сих пор его не использовала?

– Шаан, – огрызается Захра. – Послушай, ты, придурок. Мы сейчас в воздухе. Сын президента со мной. Прибудем через шесть часов. Ты назначишь для нас автомобиль. Мы встретимся с королевой и с любым, с кем еще, черт подери, нам необходимо встретиться, чтобы покончить с этим дерьмом. В ином случае помоги мне Господь, ибо я лично тебе глаз на жопу натяну. Я сровняю с землей все, что есть в твоей гребаной жизни. – Она делает паузу, видимо, для того, чтобы выслушать его согласие, потому что Алекс не может представить себе другой реакции. – А теперь дай трубку Генри. И даже не пытайся утверждать, что его там нет, потому что я знаю, что ты постоянно с ним.

Она тычет телефоном Алексу в лицо.

Он неуверенно берет его и подносит к уху. Слышатся непонятные шуршащие звуки.

– Алло? – раздается мягкий и благородный, но дрожащий и смущенный голос Генри. Алекс выдыхает от облегчения.

– Любимый.

Алекс слышит, как Генри вздыхает на другом конце трубки.

– Здравствуй, любовь моя. Ты в порядке?

Алекс смеется сквозь слезы, пораженный.

– Черт, ты что, смеешься надо мной? Я в порядке. Я в полном порядке, а ты-то как?

– Я… держусь.

Алекс вздрагивает.

– Насколько все плохо?

– Филипп разбил вазу, которая принадлежала Анне Болейн, бабушка приказала перекрыть все каналы связи, а мама вообще ни с кем не разговаривала, – отвечает Генри. – Ну, а… помимо всего этого. Учитывая все обстоятельства… Эм…

– Знаю, – говорит Алекс. – Я скоро приеду.

Следует еще одна пауза, дыхание Генри дрожит в трубке.

– Я не жалею, – говорит он. – Не жалею о том, что люди узнали.

Алекс чувствует, как его сердце подскакивает.

– Генри, – начинает он, – я…

– Может быть…

– Я разговаривал с мамой…

– Я знаю, что момент не совсем подходящий…

– Не хотел бы ты…

– Я хочу…

– Погоди-ка, – прерывает его Алекс. – Мы что… Эм. Говорим об одном и том же?

– Зависит от того, собираешься ли ты спросить меня о том, хочу ли я рассказать всем правду?

– Да, – отвечает Алекс, сжимая телефон так, что костяшки пальцев белеют. – Да, собирался.

– Тогда да.

Слышится едва слышный вздох.

– Ты хочешь этого?

Генри делает паузу, чтобы ответить, но голос его звучит спокойно:

– Не знаю, сделал бы я этот выбор именно сейчас, но теперь, когда все всплыло на поверхность… Я не стану лгать. Только не об этом. Только не о тебе.

Глаза Алекса наполняются слезами.

– Я чертовски люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю.

– Просто подожди, пока я доберусь до места. Мы вместе во всем разберемся.

– Так и будет.

– Я уже в пути. Скоро буду.