Красный дом

Я киваю. Закрываю глаза. Не уверена, что смогу, но сейчас уже слишком поздно отступать.

– Ты знаешь, что в доме находилась и маленькая девочка, которой удалось сбежать?

– Да. Она спряталась со змеями. Смелая маленькая девочка.

И тут у него буквально отваливается челюсть, глаза округляются, и он произносит:

– О господи!

– Да.

– О господи, – повторяет Зак, хватает мою руку и просто держит ее в своей.

А я начинаю плакать, и выглядит это так жалко. Обычно я не поливаю слезами людей, с которыми едва знакома.

Зак обнимает меня обеими руками и говорит:

– Ева, все нормально. Но… вау, бедная ты девочка. Это просто ужасно.

Я беру себя в руки.

– Я не хотела, чтобы люди знали, – говорю я. – Я хотела стать другим человеком, но теперь все снова всплывает.

– Что ты имеешь в виду?

– Я просто хочу быть нормальным человеком.

– Так ты и есть нормальная. Нет, лучше, чем нормальная. Ты удивительная!

Я улыбаюсь и шмыгаю носом.

– Я в жутком состоянии.

– Ты прекрасно справляешься. Я и представить не могу, как ужасно… Ты видела, как это все случилось?

– Вероятно, да. Но я ничего не помню. Я сбежала и спряталась со змеями.

– О, Ева, как это ужасно! А… Джозеф? Он все еще жив? Вроде бы я слышал, что он может быть в сознании?

– Это пока еще не ясно. Пожалуйста, не говори никому, кто я.

– Нет, нет, конечно, нет! Но я сделаю все, что смогу, чтобы тебе помочь.

Мы с минуту сидим молча. Я знаю, что у нас ничего не выйдет, но мне хорошо оттого, что он знает.

Глава 31

Я толкаю входную дверь своего дома и захожу в гостиную. И сразу замираю на месте. Что-то не так. Что-то изменилось.

Я не понимаю, что вижу. Кто-то сдвинул мебель? Ноутбук по-прежнему стоит у дивана, стулья и письменный стол Пегги, похоже, там же, где я их оставила. Сдвинулся альбом с фотографиями Бенджи или мне кажется?

Я протискиваюсь мимо письменного стола и иду в кухню, чтобы проверить окна. Все закрыты, и мне кажется, что надежно. Это старые деревянные окна, и я часто думала о том, что забраться в дом через них совсем нетрудно, но, похоже, они так и закрыты на шпингалеты. Я открываю несколько ящиков, смотрю на свои вещи. Там так и лежат неоткрытые коричневые конверты со счетами, которые я не оплатила. Но я не могу определить, трогал их кто-то или нет.

Я осторожно поднимаюсь наверх, и у меня снова возникает странное чувство, но я ничего не могу точно понять. Я не могу точно сказать, что что-то сдвинули или что-то пропало, ведь явных следов нет. Я заглядываю под кровать. Мой ломик все еще там.

Я прихожу к выводу, что у меня паранойя из-за того, что люди начинают понимать, кто я. Я не могу поверить, что призналась Заку. Я так привыкла прятаться, поэтому не знаю, как себя вести, когда люди знают правду.

Я сижу на диване и думаю про те ламинированные листы. Я гадаю, сколько времени Пегги разговаривала с Джозефом и почему она никому про это не рассказывала. Судя по всему, она пыталась его защитить, не дать ему узнать, что он натворил, защитить от допросов полиции, но, с другой стороны, не было ли там еще чего-то? Может, Джозеф что-то рассказал ей про случившееся в ту ночь? Она спрятала его блокнот. Может, он что-то помнит, но не рассказывает. Если в ту ночь в убийствах участвовал кто-то еще, Джозеф может их бояться. Может, поэтому Пегги и хотела, чтобы Джозеф оставался в Красном доме вместе со мной. Он так уязвим. Больше, чем кто-либо. Ведь даже младенец может закричать.

Я тянусь к ноутбуку и оказываюсь на «мегапопулярном» форуме, посвященном нашему делу. Страсти кипят даже сильнее, чем обычно.