Красный дождь в апреле

Виноградов поманил из толпы хорунжего. Его синяя физиономия примелькалась. Это он ходил по пятам за Борисом Всеволодовичем. Да и в ликвидации персияновского отряда этот казак, кажется, Орлов, показал себя отчаянным рубакой. Подали руки. Закурили из атаманского портсигара.

— Вот, сам преподнес, — вертя портсигар, небрежно сказал Виноградов, — чистого золота вещица… За голову Цвиллинга должен быть определен. Да убежал комиссарчик. Убежал… а сейчас сам идет в руки к нам. Сам!

Виноградов невольно вздохнул. Эх, ведь еле сам тогда жив остался. Ох, и зол же он на комиссара!

— В случае чего, хорунжий, держись рядом, не упустишь комиссара?

Лицо казака еще больше посинело, пористый нос налился фиолетовой кровью. Взбухли толстые жилы на шее. Дышит тяжело.

— У меня к нему свой счетец!

— Я тебя, дружок, часто видел с Борисом Всеволодовичем…

— Так точно. Мы с ем с одной станицы. Он меня на ноги поставил. Погорели мы перед войной, а они дали денег, помогли; упокой, господи, душу светлую его…

Орлов истово перекрестился. Виноградов склонил голову.

— Да, Борис был человек доброхотный. Не уцелел… Смута великая…

А Донецков, ладная длинная шинель в обтяжку, волосы в седой изморози, все говорил:

— Время пришло, час грозный пробил: или мы вернем казачьи свободы, или нас изведут под корень большевики…

Виноградов искоса поглядывал на хорунжего: неужто только из-за привязанности к Борису он готов драться насмерть? Редкая любовь слуги к барину? Желание выслужиться? Привычка сидеть в седле и держать саблю?

— Сам Александр Ильич отметил твою доблесть, — шепнул Виноградов, — велено передать: Цвиллинга ты знаешь в лицо хорошо и не упусти его — живым не возьмешь, мертвый тоже хорошо.

— Не вывернется…

И в глазах хорунжего метнулась безумная пелена. Как у алкоголиков или душевнобольных перед припадком. Теряется мысль, мутнеет разум. Застыли расширенные зрачки. Виноградов даже поежился: такой и своему голову срубит в запальчивости.

— Заманим подальше да и прихлопаем, — вкрадчиво сказал Виноградов, — тут «товарищу» и крышечка.

А Донецков уже перешел на крик:

— Отныне всех большевиков уничтожим! С корнем вырвем красных смутьянов из вольной земли казацкой! Ясно, надеюсь, всем?

— Разреши, благородие? — перебил казак, — из Изобильной станицы я… Халин — фамилия. Простительно неграмотному казаку говорить, что мы сможем всех большевиков уничтожить, но когда говорит его высокоблагородие, то прямо смешно, извините, слушать. Россия наша имеет сто шестьдесят миллионов населения, и все они за большевиков. Так, господа-станичники, если им всем связать руки, а нам только бить их, то за десять лет мы их не перебьем…

— Молчать! — задохнулся Донецков, — предатель… ты погибнешь от пули своих же товарищей казаков! Взять его!

Однако никто не двинулся с места. Стало тихо. И тогда Виноградов выступил вперед. Бросил окурок и сказал миролюбиво:

— Не надо шутить, братцы. Цвиллинг издал приказ, где ясно написано, что за каждого погибшего красноармейца он спустит под лед живьем по сто казаков. Вы бы лучше посчитали не миллионы, а вот скольким из нас здесь придется за Персиянова поплатиться. Так что спорить нам не к чему…

— Да, именно, — отдышался Донецков, — не спорить, а объединяться надо. Спасать отечество! Вольность нашу отстаивать!

Донецков — сухой, жилистый — нервно забегал по мосту:

— А кто из вас не желает идти с нами — тех мы будем расстреливать наравне с большевиками! Да, время само за себя говорит, кто — кого! Нет более милосердия!

— Нет милосердия, — прошептал Орлов, и Виноградов с удивлением отметил на лице хорунжего растерянность. Нет, этот должен убивать. Нельзя позволять ему думать. Палач должен исполнять, а не размышлять.

— Ты понял? — обратился к хорунжему Виноградов, — не упусти. Вцепляйся, рви его!

— Так точно, — тихо ответил Орлов, — изделаю все…

— Стенка пошла на стенку, — поручик подозрительно обшаривал казаков взглядом, — и ухо держать востро надо. Кто — кого! Я за одного Бориса этого комиссара бы на куски разорвал. Зубами! Награда к тому немалая за его голову назначена.

— Мне теперя ничего не надо, — хмуро бросил Орлов, — я уж привык рубить…

Виноградов подумал: не подведет. Таких бы больше. Вокруг себя собрать — и до всех бы он тогда добрался. Уж теперь не промахнусь. Шалишь, понял все. По трупам моя дорога, по трупам! Лишь бы самому уцелеть, а там узнает Россия поручика Виноградова. Победителей не судят…

Потом главари белых мятежников собрались в доме священника Макарова. Золото погон светилось тускло, как прошлогодние листья.

— Итак, план таков, — хрипловато начал Донецков и расстелил карту, — по руслу Илека, в лесочке, по зимней дороге, располагается кавалерийский полк полковника Ершова. Другие кавалерийские части, по мере их прибытия, вы, поручик Виноградов, распределите по лесным опушкам, у околиц станицы. Сто штыков во главе с есаулом Кандаловым залягут за каменной оградой церкви. Железные решетки заранее отвинтить. Это главная ударная группа…

— Надо бы поболе ребят, — пробасил старик Кожевников, — у Цвиллинга человек триста все же…