— Да. — Сульби села на корточки по другую сторону женщины, прошлась дрожащими руками по ее белому фартуку. Одна ее ладонь скользнула в карман и достала из него деревянный жетон. — Она действительно работает во дворце. Это медсестра Кюнхи.
Я о такой никогда не слышала. Скорее всего, она работала не в те же дни, что и я. И если сейчас не поспешить, мы ее потеряем. Но что положено делать в подобных случаях? Если жертва чуть было не утонула?
От сильного волнения мой ум чуть было не отказался работать, но я все же сосредоточилась. Мысленно перелистала страницы учебников, те из них, что помнила наизусть.
— Надо восстановить ей дыхание. Немедленно, — наконец сказала я.
Сульби с готовностью кивнула.
— С этим я могу помочь, ыйнё-ним. — Отработанным движением она зажала нос медсестры и приникла губами к ее рту, вдыхая воздух ей в легкие.
Я продолжала следить за пульсом медсестры Кюнхи, и спустя несколько долгих и мучительных минут она приподнялась и судорожно выдохнула. Потом медсестра жутко закашлялась, у нее на губах выступила розовая пена. Она отчаянно пыталась набрать в грудь воздуха, словно все еще продолжала тонуть. Казалось, у нее началась агония. Мы с Сульби сидели рядом с ней и старались хоть как-то успокоить.
— Что с-случилось? — хрипло вскричала наконец медсестра Кюнхи. — Что п-произошло?
— На тебя напали, — осторожно сказал Оджин. — Ты помнишь хоть что-то о случившемся?
Какое-то время медсестра яростно откашливалась, а когда Оджин обратился к ней с тем же вопросом во второй раз, ответила:
— Я… помню лишь, что ждала Арам. — Слова клокотали у нее в горле, ей было трудно дышать. Ее красные глаза стреляли по сторонам. — Мы всегда ходим во дворец вместе. Я ничего, кроме этого, не помню… Я ждала Арам.
— А где же тогда Арам? — спросила я.
— Я… я не знаю.
— Ну, может, ей удалось убежать от злоумышленника, — пробормотал Оджин, — или же она так и не вышла из дома.
Пятеро стоявших вокруг нас полицейских зашептались между собой.
Оджин медленно поднялся на ноги и положил ладонь на рукоять меча.
— Тамо Сульби, сделай все, что в твоих силах, чтобы стабилизировать состояние медсестры Кюнхи. — Он посмотрел на полицейских. — Пусть двое из вас охраняют жертву; с ней ничего не должно случиться. А остальные пускай продолжают искать убийцу. Я же пойду домой к медсестре Арам.
— Если вы того пожелаете, наыри, я провожу вас к ее дому, — неуверенно предложил рыбак. — Она живет неподалеку.
— Она живет одна? — спросил Оджин.
— Да, по большей части. Ее отец рыбак, он почти всегда в море.
Оджин обратил свой взгляд на меня, словно спрашивая: «Ты знаешь ее?»
Я поднялась на ноги и, подхватив перепачканную в грязи юбку, подошла к Оджину. И очень тихо, слегка отвернувшись, чтобы полицейские ничего не могли прочесть по моим губам, проговорила:
— Я работаю не в те дни, что медсестра Арам, но мне все же знакомо ее имя. И я не знаю почему.
— Ну тогда иди со мной, — сказал Оджин. — Может, сейчас она дома.
— Я знаю их обеих — медсестру Кюнхи и медсестру Арам. — Рыбак быстро шел по берегу реки с Оджином и мной. — Видите ли, я договорился с ними: они через день подходят к моей лодке, и я перевожу их на другой берег.
— Они жили довольно далеко от столицы, — заметил Оджин.
— В этом нет ничего странного, — сказала я. — Многие медсестры слишком бедны и не могут позволить себе жилье в городе.
— Сюда, наыри. — Рыбак жестом показал на тропинку, идущую от реки к хижине с соломенной крышей и желтыми глиняными стенами, за которой росли сосны и простирались волнообразные холмы.
— Значит, ты виделся с двумя медсестрами через день, — продолжал Оджин. — И до тебя, должно быть, долетали обрывки разговоров, которые они вели в лодке.
Рыбак замедлил шаг, на его лице отразилось недоумение:
— Вот что странно, наыри, — прошептал он, — в лодке-то они не разговаривали. Как я на них ни взгляну, все мне казалось, что они в таком ужасе, словно я на бойню их везу. — Он покачал головой и снова пошел быстро. — Впрочем, они не всегда так себя вели.
— Что ты имеешь в виду? — спросила я.
— Помню, они были такими радостными и оживленными девушками. Бывало, сидят у меня в лодке, болтают о занятиях, экзаменах и благородных мужчинах, которые им знаки внимания оказывают. А потом в один день они неожиданно замолкли. Словно кто-то потушил горевший в них свет.
— И когда это произошло? — Оджин заговорил резко, взгляд его стал колючим.
Рыбак сдвинул брови:
— Когда же это… Дайте подумать… Где-то в прошлом году? Кажется, в начале прошлого года.
— В самые первые его дни?
— Кажется, да.
Оджин покачал головой с выражением недоверия на лице. Мне не терпелось узнать, о чем он подумал, но тут наш проводник сказал:
— Мы пришли, наури!
Мы с Оджином стояли перед одинокой хижиной. Все, казалось, было здесь в порядке, если не считать двух цепочек следов — по направлению к хижине и прочь от нее. Идя по ним, мы очутились перед дверью в хижину. Оджин постучал по дверной раме.
— Медсестра Арам, ты дома? — Голос его звучал твердо и гулко. — Я инспектор Со из столичного отделения полиции.