Ее мучитель не сдался без боя. Джонни отчаянно метался, бил ее, пытаясь сбросить с себя. Но Александра удерживала его, придавив шею теми самыми наручниками, которые он на нее надел. Кто-то в отчаянии впадает в апатию, кто-то ведет себя как дикий зверь. Ян понимал, что эти откровения привели бы в ужас Павла или Нину. Но его — нет. Он чувствовал это в себе: если бы его довели до предела, он тоже предпочел бы стать зверем, а не смириться и по-овечьи склонить голову. Чтобы выжить, каждый делает, что может, и близнецы могли вот это.
Джонни все же сбросил с себя девушку, отшвырнул ее на пол, но было уже слишком поздно. Она, обнаженная, затравленная, забитая, победила крепкого, отдохнувшего, вооруженного мужчину, который привык быть здесь хозяином. Именно это осознание Александра увидела в его глазах за секунду до того, как он умер.
— Знаешь, что я почувствовала в этот миг? Ни-че-го. Я ожидала, что будет счастье, чувство победы, какое-то удовлетворение… Мне было, за что ему мстить. И за кого. Но внутри меня будто все заледенело. Я смотрела на кусок мяса, в который превратилось главное чудовище моей жизни, и чувствовала, что все правильно. И я прекрасно знала, что ничего еще не закончилось. Я не имела права ни безумно хохотать над своим поверженным врагом, ни рыдать из-за того, во что меня превратили. Я по-прежнему была на чужой земле, нужно было действовать. У Сарагосы я получила очень важную штуку — связку ключей от всего, в том числе и от моих наручников. Освободившись, я сняла с него рубашку — она была залита кровью, так ведь я тоже! Рубашка оказалась длинной, на мне сошла бы за платье. Возиться со штанами я не стала, долго. Думала взять и ботинки, но они были слишком большими для меня.
Когда она закончила подготовку, снаружи стало шумно: число выстрелов заметно увеличилось. Это был не просто забой несчастных пленниц, похоже, на бордель напали — куда раньше срока. То ли источник Джонни ошибся, то ли планы властей переменились. Это было уже не важно. Сарагоса не успел бы уйти, даже если бы остался жив, но успел бы убить Александру, так что ее усилия не были напрасными.
— И вот тут здравомыслие мне изменило. Что я должна была сделать? Пожалуй, затаиться в каком-нибудь безопасном углу и ждать, пока федералы проведут зачистку. Как думаешь, что сделала я?
— Отправилась искать птицу, — ответил Ян. Он слишком хорошо чувствовал сестру, чтобы ошибиться.
— Да. Я пошла за красным кардиналом.
К тому моменту в живых оставалась только одна птица. Вторая недавно умерла — никто ее не убивал, просто однажды на дно клетки упало маленькое остывающее тельце. Красные кардиналы плохо переносят неволю.
С тем, который оставался, Александра чувствовала странное родство. Возможно, это было глупо, но собственную свободу она неизменно связывала со свободой этой птички. Иначе было нельзя: она слишком много сделала, слишком многим пожертвовала, чтобы красный кардинал остался в живых.
Вот и теперь она не до конца понимала, что делает, но на месте так и не осталась. Она покинула этаж пленниц и пошла тем маршрутом, которым ее сотни раз проводили охранники, когда сеньору Сарагосе хотелось позабавиться. Его стараниями Александра знала эту часть дома лучше, чем кто бы то ни было.
Никто не обращал на нее внимания, потому что территория борделя уже погрузилась в хаос. Силовики пытались прорваться через ограждение. Охранники отстреливались от них, хотя они вряд ли понимали, на что надеются, какие у них вообще могут быть шансы. Они ждали, когда появился Джонни и скажет им, что делать. Им, привыкшим подчиняться, и в голову не могло прийти, что подсказок больше не будет.
Иногда Александра двигалась украдкой, иногда — ползла по полу, а иногда просто шла, надеясь на удачу, потому что иначе было нельзя. Она не задумывалась, что делает и что с ней может случиться, а потому не боялась. Она думала только о своей цели: добраться до птицы. Все остальное казалось не важным, ей тогда и в голову не приходило, насколько смехотворна ее цель. Она готова была умереть ради возможности выпустить из клетки красного кардинала!
Тут уж Ян не выдержал. Александра не просила жалости, ее голос звучал ровно, словно все, о чем она рассказывала, случилось не с ней, а с кем-то другим. Но он все равно не мог воспринимать это спокойно.
Он свернул с шоссе на боковую дорогу, уходящую в старый сосновый лес. Далеко уезжать не стал, просто заехал за деревья так, чтобы их не видели водители других машин. Александра ни о чем не спрашивала. Она, кажется, все поняла.
Они вышли из машины и выпустили Гайю. Но пес будто почувствовал, что эта остановка совсем не такая, как предыдущая. Вместо того, чтобы умчаться в залитый солнцем лес, он остался рядом с людьми, тревожно глядя то на свою хозяйку, то на ее брата.
А Ян подошел к сестре и обнял ее — крепко, прижимая к себе. Он чувствовал ее тепло, она — его. Совсем как в детстве… и в том времени, которое было до детства, до рождения, но в котором они уже были рядом.
Он не мог изменить ее прошлое, но мог показать ей, что принимает все это так же легко, как ее саму.