– К берегам Америки; там мы найдем не один укромный уголок, где можно скрыться.
– И вы думаете, человек, привыкший жить среди своих приспешников как король, согласится стать нищим в чужом краю?
– Но у вас же есть золото! Разве здесь мы не полновластные хозяева? Кто осмелится нам помешать, если мы сами пожелаем отказаться от власти, которой облечены?
Не пройдет и половины вахты, как мы будем уже далеко.
– Одни! Вы хотите, чтобы мы бежали одни?
– Нет, не совсем. Бесчестьем будет, если мы, мужчины, покинем женщин, оставив их в жестоких руках разбойников, от которых бежим.
– А не будет ли бесчестьем, если мы, мужчины, покинем тех, кто слепо доверяется нам? Принять ваше предложение – значит стать негодяем. Пусть я давно преступник в глазах света, но стать предателем, изменить себе, нарушить клятву… Никогда! Настанет час, когда те, для кого это судно было целым миром, расстанутся, но мы сделаем это открыто и по доброй воле, как подобает мужчинам. Вы так и не знаете, что привело меня в Бостон, где мы встретились?
– Нет, – ответил Уайлдер тоном глубокого разочарования, ибо сладкая надежда на миг заставила биться его сердце.
– Я расскажу вам. Один из преданных мне людей попался в лапы законников. Его необходимо было спасти. Я
его недолюбливал, но по-своему он был честен и верен мне.
Я не мог бросить его в беде, и никто, кроме меня, не сумел бы устроить его побег. Золото и хитрый план сделали свое дело; он снова с нами и воздает хвалу славному предводителю. Неужели я пожертвую добрым именем, которое завоевал с таким риском?
– Вы пожертвуете добрым мнением о вас негодяев ради того, чтобы возвыситься в глазах тех, чье одобрение – честь для нас.
– Я в этом не уверен. Плохо же вы знаете человеческую натуру, если никогда не слыхивали, что человек гордится даже дурной славой, если она все-таки слава. Кроме того, я не создан для той жизни, которую ведут ваши зависимые колонисты.
– Стало быть, вы уроженец Англии?
– О нет, сэр, я всего лишь жалкий провинциал, скромный сателлит могущественного солнца. Вы видели мои флаги, мистер Уайлдер; среди них не хватает только одного. О, ежели бы он существовал, этот флаг, – моя гордость, моя слава! Я защищал бы его кровью своего сердца!
– Я вас не понимаю.
– Вы моряк, и мне нет нужды напоминать вам, сколько славных рек изливается в море с этих берегов, сколько там широких, удобных бухт, сколько белеет парусов, управляемых людьми, впервые увидевшими свет на этих широких и мирных землях.
– Я знаю, как богата моя родина!
– Боюсь, что нет, – с живостью возразил Корсар. –
Ежели бы вы и вам подобные знали ей цену, то флаг, о котором я говорил, реял бы на всех морях и жители нашей страны не отступали бы перед наемниками чужеземного короля.
– Не стану притворяться, что не понял вас, ибо мне уже доводилось встречать мечтателей, которые, подобно вам, верят, что это может случиться.
– «Может»! Это так же неизбежно, как то, что вечером светило опускается в океан, а вслед за ночью наступает новый день. Когда бы этот флаг развевался на мачте, никто не услыхал бы о Красном Корсаре.
– Флот его величества открыт для всех подданных.
– Я мог бы служить королю, Уайлдер, но быть слугою слуги для меня невыносимо. Я был воспитан, можно сказать – рожден, на одном из королевских кораблей, но как часто мне с горечью приходилось чувствовать, что мою родину от его трона отделяет океан! Подумайте только, один из командиров осмелился прибавить к имени моей родины эпитет, которым я не смею оскорбить ваш слух.
– Надеюсь, вы проучили мерзавца.
Корсар взглянул Уайлдеру прямо в глаза и ответил с ужасной улыбкой:
– Ему не пришлось повторять оскорбление. Эго можно было смыть только кровью, и он дорого заплатил за свою наглость.
– Вы дрались как мужчины, и счастье улыбнулось оскорбленному?
– Мы дрались, сэр. Но ведь я осмелился поднять руку на уроженца священных Британских островов. Этого достаточно, мистер Уайлдер. Король превратил вернейшего из своих подданных в разбойника. Но горько же пришлось ему пожалеть об этом… Однако на сегодня хватит. Когда-нибудь я буду, возможно, более откровенен. Спокойной ночи.
Уайлдер смотрел, как его собеседник спустился на шканцы; теперь, предоставленный своим мыслям, он должен был в одиночестве стоять вахту, которая, казалось ему, не имела конца.
ГЛАВА XXII
Шекспир. «Двенадцатая ночь»
В то время как большая часть команды уже спала крепким сном, одни глаза, блестящие, полные тревоги, никак не могли сомкнуться. Когда миссис Уиллис с
Джертред взошли на борт, Корсар тотчас уступил им свою каюту. Сюда мы теперь и перенесемся, возобновив нашу повесть с того мгновения, когда беседа, занявшая предыдущую главу, только что началась.
Нет нужды подробно описывать чувства наших путешественниц, владевшие ими после бурных событий дня.