– Команда начинает кое-что подозревать, мистер Арк. –
Корсар сделал ударение на имени гостя. – Подозрения эти усиливаются, но пока они еще очень смутны. Люди недовольны маневрами обоих судов, и есть голоса, которые втихомолку распускают слухи, не слишком для нас благоприятные. Вы поступили неосторожно, возвратившись к нам, сэр.
– Я пришел по приказу своего командира, под защитой белого флага.
– Мы не очень-то считаемся с общепринятыми законами и обычаями и можем не признать ваших прав в этой новой роли парламентера; но если вы явились с поручением, то, полагаю, оно адресовано мне.
– Конечно. Однако мы не одни, капитан Хайдегер.
– Мальчик в счет не идет, он мне слепо предан.
– Но мое поручение я хотел бы сообщить лично вам.
– Повторяю, Родерик нем, как мачта, – спокойно и решительно ответил Корсар.
– Как вам угодно. Командир того фрегата, офицер флота его величества, именем нашего всемилостивейшего короля Георга Второго приказал передать вам следующие условия: вы сдадите корабль в полной сохранности, со всем провиантом, вооружением и боеприпасами; в таком случае он согласен взять десять заложников из числа матросов и, кроме того, одного из офицеров; остальные могут либо поступить на королевскую службу, либо идти на все четыре стороны и подыскать себе более достойное или хотя бы менее опасное занятие.
– Вот уж поистине царское великодушие! Наверно, мне следует преклонить колена и целовать палубу у ног того, чьи уста возгласили эту милость!
– Я лишь повторяю слова моего командира, – краснея,
продолжал Уайлдер. – Он обещает также употребить все свое влияние, чтобы добиться прощения для вас лично при условии, что вы покинете море и перестанете называть себя англичанином.
– Последнее я уже сделал. Но осмелюсь спросить, чем вызвана подобная снисходительность к человеку, давно объявленному вне закона?
– Капитану Бигналу известно, сколь великодушно вы отнеслись к его офицеру и с какой учтивостью приняли вдову и дочь его старинных сослуживцев. Он считает, что молва несправедлива к вам.
Страшным усилием воли Корсару удалось подавить радостное волнение, но он продолжал с полным спокойствием и невозмутимостью.
– Значит, он был обманут? – спросил он, видимо, желая продлить разговор.
– Да, и готов признать свою ошибку. Сообщив властям об этом всеобщем заблуждении, он рассчитывает добиться для вас обещанной амнистии за прошлые проступки и питает надежду на более светлое будущее.
– Но неужели ради того, чтобы доставить ему удовольствие, я должен резко изменить свою жизнь, покинуть стихию, необходимую мне, как воздух, и – самое главное –
отказаться от величайшей привилегии называть себя британцем? Может быть, у него есть и иные мотивы?
– Да. Вот сведения о наших силах; если угодно, можете собственными глазами убедиться, что сопротивление бесполезно. Он надеется, что это заставит вас принять его условия.
– А вы как считаете? – с ударением спросил Корсар,
взяв в руки бумагу. – Впрочем, – поспешно добавил он, глядя в серьезное лицо собеседника, – прошу прощения за неуместные шутки!
Он быстро пробежал глазами бумагу, обнаружив признаки некоторого интереса к отдельным ее пунктам.
– Теперь вы убедились, что я не зря уверял вас в превосходстве наших сил? – спросил Уайлдер, видя, что тот поднял глаза.
– Да.
– Осмелюсь спросить, каков будет ваш ответ?
– А что подсказывает вам сердце? Ведь это предлагает другой?
– Капитан, – с чувством сказал Уайлдер, – не скрою, что, если бы я мог сам предлагать условия, они были бы иными; но, как человек, хранящий воспоминания о вашем великодушии, как человек, который и врага не вынудил бы совершить бесчестный поступок, я умоляю вас согласиться. Простите мою смелость, но, узнав вас ближе, я уверился, что ваше положение не приносит вам ни славы, ни внутреннего удовлетворения и что вы сами это понимаете.
– Вот уж не думал, что в вашем лице встречу такого искусного адвоката! Вы хотите сказать что-либо еще, сэр?
– Нет, – печально ответил огорченный юноша.
– О, ему есть что сказать! – проговорил рядом тихий, взволнованный голос. – Он еще и наполовину не выполнил своего поручения, если только не забыл о священном долге парламентера!
– Мальчик часто грезит наяву, – вмешался Корсар, криво улыбаясь, – и облекает в слова свои неясные мечты.
– Это вовсе не неясные мечты, – смело возразил Родерик окрепшим голосом. – Мистер Уайлдер, если вам дороги его покой и счастье, не оставляйте его! Напомните ему о прославленном имени его предков, о его юности, о нежном и невинном существе, которое он так пламенно любил когда-то и перед чьею памятью благоговеет даже теперь.
Скажите ему обо всем этом, ведь вы умеете быть красноречивым, и, клянусь жизнью, его слух и сердце раскроются навстречу вашим словам!
– Этот ребенок сошел с ума!