Красный корсар

Вокруг мачты составлены были мушкеты, а мощные деревянные подпоры по обеим сторонам двери достаточно ясно показывали, что переборку легко можно превратить в баррикаду. Все устройство каюты свидетельствовало о том, что она считалась подлинной цитаделью судна. Подтверждалось это и тем, что в ней имелся люк, сообщавшийся с помещением младших офицеров и ведший прямо в крюйт-камеру47. Такое расположение корабельных помещений, несколько отличавшееся от того, к которому привык Уайлдер, сразу же бросилось ему в глаза, хотя у него и

47 Крюйт-камера – каюта для хранения пороха, расположенная обычно ниже ватерлинии судна.

не было времени строить догадки относительно смысла и назначения всего увиденного.

Когда незнакомец в зеленом (ибо одет он был так же, как в первую свою встречу с читателем) встал при входе посетителя, на лице его отразилось скрытое удовлетворение, может быть, несколько смешанное с иронией. Некоторое время оба глядели друг на друга, не произнося ни слова; наконец мнимый юрист счел, что пора прервать неловкое молчание.

– Какое счастливое обстоятельство побудило вас оказать этому судну честь вашим посещением? – спросил он.

– Думается, я могу ответить, что получил приглашение от самого капитана, – ответил Уайлдер таким же твердым и спокойным тоном, как и его собеседник.

– А разве он показал вам свой патент, когда выдал себя за капитана? Говорят, на море командиру любого судна полагается иметь документы, подтверждающие его звание.

– А как насчет этого смотрят в университетах?

– Похоже, что я могу сбросить с себя адвокатскую мантию и взять в руки свайку! – с улыбкой ответил хозяин каюты. – В нашем с вами деле – впрочем, вы, кажется, предпочитаете слово «профессия» – есть нечто такое, что позволяет опознать друг друга. Да, мистер Уайлдер, – с достоинством добавил он, садясь и жестом предлагая гостю сделать то же самое, – я, как и вы, всю свою жизнь был моряком и – счастлив сообщить это вам – командую этим доблестным судном.

– Тогда вы должны согласиться, что я не вторгся к вам без приглашения.

– Охотно соглашаюсь. Мое судно понравилось вам. Я

же со своей стороны готов заверить вас, что впечатление, которое вы произвели на меня, заставляет меня сожалеть, что мы не познакомились с вами раньше. Вы хотите поступить на службу?

– Да. Стыдно бездельничать в такое неспокойное время.

– Отлично. Мир, где мы с вами живем, мистер Уайлдер, устроен странно. Одни считают себя в опасности, если под ними что-либо менее основательное, чем terra firma 48 , другие счастливы, если могут вверить свою судьбу морю.

Опять же, одни полагают, что человек должен обо всем молить бога, а другие без лишних слов сами берут те блага, просить о которых им недосуг или нет охоты. Вы, несомненно, сочли благоразумным разузнать, чем мы, собственно, занимаемся, прежде чем явились сюда наниматься.

– Ньюпортские горожане утверждают, что вы работорговец.

– Деревенские сплетники никогда не ошибаются! Если на земле когда-либо существовали колдуны, то первым из их коварного племени был деревенский трактирщик, вторым – деревенский врач, а третьим – деревенский поп.

Право на четвертое место могли бы оспаривать цирюльник и портной… Родерик!

При этом последнем слове, которым капитан сам так бесцеремонно прервал свою речь, он легонько ударил в китайский гонг, свисавший с одного из бимсов потолка так, чтобы до него нетрудно было достать рукой.

– Эй, Родерик, ты уснул?

48 Твердая земля (лат.)

На шканцах имелись две офицерские каюты. Дверь одной из них открылась, и перед капитаном вытянулся в ожидании резвый мальчик.

– Шлюпка возвратилась?

Ответ был утвердительный.

– Все в порядке?

– Генерал у себя в каюте, сэр, и может ответить вам лучше, чем я.

– Ну, так пусть генерал явится и доложит мне об исходе дела.

Любопытство Уайлдера было до того возбуждено, что он даже затаил дыхание, чтобы не отвлекать собеседника, которым внезапно овладела задумчивость. Мальчик скользнул в люк с проворством змеи или, вернее, лисицы, прячущейся в нору, и в каюте воцарилась глубокая тишина.

Капитан сидел, подперев голову рукой и словно позабыв о присутствии постороннего. Молчание могло бы продлиться очень долго, если бы его не прервало появление третьего человека. Прямая, словно застывшая фигура медленно выросла в узком отверстии люка, совсем как театральный призрак на сцене. Высунувшись до пояса, человек остановился, и к капитану повернулось лицо, выражавшее глубокое почтение.

– Явился по вашему приказанию, – произнес глухой голос, причем губы говорившего почти не шевельнулись.

Уайлдер вздрогнул от неожиданности. Впрочем, облик стоявшего в люке человека был настолько примечателен, что изумил бы любого зрителя. Человеку этому было лет пятьдесят, судя по его огрубевшим и словно задубившимся на морской службе чертам; лицо было красное, на щеках проступали весьма характерные сетки тонких жилок, удивительно напоминающие извивы виноградной лозы и, видимо, не зря служащие основанием для поговорки